Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

480 руб. | 150 грн. | 7,5 долл. ", MOUSEOFF, FGCOLOR, "#FFFFCC",BGCOLOR, "#393939");" onMouseOut="return nd();"> Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут , круглосуточно, без выходных и праздников

Ружицкий Игорь Васильевич. Языковая личность Ф.М. Достоевского: лексикографическое представление: диссертация... кандидата филологических наук: 10.02.19 / Ружицкий Игорь Васильевич;[Место защиты: Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова].- Москва, 2015.- 647 с.

Введение

1 Современные методы и системы оценки технического состояния электросетевого оборудования 10

1.1 Современные методы оценки технического состояния 10

1.2 Предпосылки применения методов оценки технического состояния 15

1.3 Современные системы оценки технического состояния 21

1.4 Оценка эффективности работы современных систем 22

1.5 Выводы 32

2 Архитектура системы оценки технического состояния оборудования и модель данных 33

2.1. Система поддержки принятия решений 33

2.2. Архитектура системы оценки технического состояния 37

2.3. Модель данных 47

2.4. Выводы: 51

3 Разработка модели системы оценки технического состояния электрооборудования 53

3.1. Определение структурной модели оценки технического состояния электрооборудования 53

3.2. Структура нейро-нечеткого логического вывода и алгоритм его работы 57

3.3. Формирование функций принадлежности 59

3.2.1 Определение нечетких правил продукции 59

3.2.2 Определение числа функций принадлежности 61

3.2.3 Определение вида функций принадлежности 61

3.4. Настройка модели оценки технического состояния на примере оценки состояния трансформаторного оборудования 69

3.4.1. Определение структуры нейро-нечеткого-логического вывода 69

3.4.2. Определение функций принадлежности 69

3.4.3. Формирование обучающей выборки з

3.5. Сравнительный анализ с нейронной сетью 93

3.6. Определение результирующей оценки технического состояния простого объекта электрической сети 95

3.7. Выводы 98

4 Апробация разработанной системы на примере оценки технического состояния силового трансформатора 100

4.1 Оценка состояния работы системы 101

4.2 Оценка состояния трансформаторного масла 101

4.3 Оценка состояния магнитопровода трансформатора 107

4.4 Оценка состояния твердой изоляции трансформатора 109

4.5 Оценка состояния обмоток трансформатора 111

4.6 Оценка состояния силового масляного трансформатора 116

4.7 Выводы 120

Заключение 122

Список сокращений и условных обозначений 124

Словарь терминов 126

Список литературы

Введение к работе

Актуальность работы, таким образом, обусловливается следующим:

важностью изучения языка конкретной личности как с точки зрения взаимодействия с общенациональным языком в аспекте соотношения индивидуального и коллективного, так и в качестве возможности познания человека через анализ особенностей его речевой деятельности;

значимостью такой личности, как Ф.М. Достоевский, являющейся своего рода символом русской национальной культуры;

необходимостью дальнейшей разработки теории и методики описания и лексикографического представления языковой личности.

Теоретической базой исследования явились работы в следующих областях:

лингвоперсонологии, в частности, теории языковой личности (Г.И. Богин, В.В. Виноградов, Н.Д. Голев, В.И. Карасик, Ю.Н. Караулов, К.Ф. Седов, О.Б. Сиротинина);

изучения языка Ф.М. Достоевского (М.С. Альтман, Н.Д. Арутюнова, М.М. Бахтин, А.А. Белкин, В.Е. Ветловская, В.В. Виноградов, В.П. Владимирцев, Л.П. Гроссман, В.Н. Захаров, Е.А. Иванчикова, A.M. Иорданский, Л.В. Карасёв, Т.А. Касаткина, И.И. Лапшин, Д.С. Лихачёв, В.Н. Топоров, А.В. Чичерин и др.);

общей лексикографии и теории построения идеографических словарей (Л.Г. Бабенко, Ю.Н. Караулов, Э.В. Кузнецова, В.В. Морковкин, А.Ю. Плуцер-Сарно, Ю.Д. Скидаренко, Г.Н. Скляревская, И.А. Тарасова, Н.В. Уфимцева, Н.Ю. Шведова, J. Casares, R. Hallig und W. Wartburg, W. Htillen, M. Rogers, B. Svensen и др.);

теории изучения художественного текста, в первую очередь его символической парадигмы (Н.Д. Арутюнова, Г.В. Бамбуляк, Л. Бельтран-Альмерия, А. Белый, В.В. Ветловская, В.В. Виноградов, Л.В. Карасёв, Т.А. Касаткина, Э. Кассирер, А.Ф. Лосев, Л.О. Чернейко и др.).

Объектом исследования является языковая личность Ф.М. Достоевского, представленная в её трёх ипостасях: 1) идиоглоссарии (словах, характеризующих особенности авторского стиля, идиоглоссах), 2) тезаурусе (идеографической

Предметом данной работы стали идиоглоссы, значимые для репрезентации языковой личности Ф.М. Достоевского, и отдельные параметры их лексикографического представления.

Цель исследования состоит в развитии концепции многопараметрового лексикографического представления языка писателя и на этой основе - в реконструкции языковой личности Ф.М. Достоевского, отражающейся в авторском идиоглоссарии, тезаурусе и эйдосе. Данная цель одновременно имеет герменевтическую направленность - снабдить современного читателя ресурсом, способствующим более адекватному пониманию текстов Ф.М. Достоевского.

Поставленная цель достигается в процессе решения следующих задач:

Определить содержание и соотношение категорий «образ автора» и «языковая личность», введённых В.В. Виноградовым с целью исследования языка писателя, являющихся основными инструментами изучения художественных, публицистических и эпистолярных текстов Ф.М. Достоевского; проанализировать концепцию языковой личности Ю.Н. Караулова, расширить её отдельные положения и показать возможности применения данной концепции в лексикографической практике.

Систематизировать лексикографические параметры и произвести многопараметровое описание основных типов писательских словарей.

Представить целостную концепцию Словаря языка Достоевского, выступающего в качестве метода реконструкции языковой личности писателя.

Определить содержание ключевого для концепции Словаря языка Достоевского понятия «идиоглосса», разработать методику выявления идиоглосс в текстах писателя; выявить способы экспликации автонимного употребления слова в текстах Ф.М. Достоевского как одного из критериев подтверждения его идиоглоссного статуса.

Показать возможности использования ресурсов Словаря языка Достоевского для многоаспектного анализа и реконструкции языковой личности писателя.

В рамках углублённого изучения авторского идиостиля провести экспериментальное исследование по выявлению лексико-тематических областей в текстах Ф.М. Достоевского, непонятных современному читателю; предложить модель их лексикографического представления.

Определить и классифицировать основные случаи отклонения от современной языковой нормы в произведениях Ф.М. Достоевского, являющиеся определённым препятствием в восприятии их современным читателем.

Предложить новую трактовку таких понятий, как «символическое употребление слова», «символическое значение» и «символическая парадигма», выявить основные типы символов, встречающихся в текстах Ф.М. Достоевского, дать их классификацию.

Сформировать систему базовых принципов конструирования авторского тезауруса и на этой основе разработать идеографическую классификацию ключевых для идиостиля Ф.М. Достоевского слов.

Изучить функции афоризмов в текстах Ф.М. Достоевского; построить их идеографическую классификацию, непосредственным образом отражающую авторский эйдос; провести статистический анализ степени афористичности идиоглосс.

Рассмотреть функции и свойства языковой игры в текстах Ф.М. Достоевского, выявить основные авторские интенции её использования, классифицировать типы игрового употребления слова.

В качестве материала исследования использовались тексты художественных произведений, публицистики, личных и деловых писем Ф.М. Достоевского, представленные в полном собрании сочинений писателя; словарные статьи Словаря языка Достоевского, в том числе и неизданные; языковые факты, зафиксированные в писательских и других словарях; лингвистические комментарии к произведениям Ф.М. Достоевского. Кроме того, привлекались различные поисковые системы и базы данных, в частности, Национальный корпус русского языка (см. ).

Таким образом, изучались только письменные, более того - обработанные в соответствии с современными нормами орфографии и пунктуации источники. Записные книжки, черновики, наброски в работе практически не рассматривались, так же как и многочисленные мемуары современников Ф.М. Достоевского, в которых оценка творчества и языка писателя часто сомнительна и произвольна. Такое ограничение исследовательского материала

4 Словарь языка Достоевского: Лексический строй идиолекта /Под ред. Ю.Н. Караулова. Вып. I-III. М.: Азбуковник, 2001, 2003, 2003; Словарь языка Достоевского: Идиоглоссарий (А-В; Г-3; И-М) / Под ред. Ю.Н. Караулова. М: Азбуковник, 2008, 2010, 2012.

связано прежде всего с тем, что нас в основном интересовало представление текстов Ф.М. Достоевского в восприятии современным читателем.

В работе используются основные общенаучные методы наблюдения, сравнения и описания, направленные на обобщение полученных результатов, анализ и интерпретацию данных, их систематизацию и классификацию. Кроме того, для решения поставленных задач были задействованы:

лексикографический метод представления языкового материала на базе реализации теоретических положений исследования;

контекстуальный, дистрибутивный и компонентный анализ при определении значений ключевых для авторского стиля слов;

метод эксперимента, экспертных оценок и пилотажного опроса при выявлении значимых для авторской языковой картины мира лексем;

корпусные методы изучения языка, основанные на использовании новых информационных технологий;

статистический метод, в том числе и метод компьютерной обработки данных;

сравнительно-сопоставительный метод, используемый при анализе значения и употребления различного типа лексических единиц в языке писателей XIX века.

Научная новизна работы заключается в том, что впервые реконструкция языковой личности Ф.М. Достоевского осуществлена с применением метода её многопараметрового словарного представления. В ходе исследования

разработана методика выявления значимых для идиостиля Ф.М. Достоевского единиц, квалифицирован их стилеобразующий и тезаурусообразующий статус;

предложена оригинальная целостная концепция построения авторского тезауруса, в основе которой лежит учёт символического потенциала отдельных языковых единиц, употребляемых автором;

обоснована особая роль ассоциативного ряда как единицы авторской языковой картины мира;

предложена трактовка автонимного употребления слова, являющегося индикатором его особой значимости для автора, выявлены возможные способы задания автонимности в тексте;

определено понятие атопона, выделены типы атопонов, коррелирующие с единицами уровней языковой личности; предложена модель словаря атопонов;

Дана трактовка нестандартного употребления слова, определены его типы и функции;

разработан новый подход к определению понятия игрового употребления слова, рассмотрены функции игры слов в текстах Ф.М. Достоевского в их связи с авторскими интенциями, показаны основные способы создания языковой игры;

дана всесторонняя характеристика такой когнитивной единицы, как афоризм, выявлены функции суждений афористического типа в текстах разных жанров, разработаны теоретические основы классификации афоризмов.

Теоретическая значимость исследования заключается в углублении и конкретизации концепции словаря языка писателя, направленной на многоаспектное представление идиостиля, в связи с чем получили развитие отдельные положения теории языковой личности, лежащие в основе построения такого словаря, а также в создании основополагающих принципов изучения авторского мировосприятия через анализ различных особенностей его речевой деятельности - текстов разных жанров.

Практическая ценность настоящей работы состоит в том, что

результаты исследования внедрены в практику составления словаря языка писателя, конкретно - Словаря языка Достоевского, а представленная в диссертации концепция может быть использована при моделировании других словарей аналогичного типа;

материал, собранный и систематизированный в ходе проведения исследования, может быть использован для создания словаря афористики Ф.М. Достоевского, словаря непонятных или малопонятных единиц, встречающихся в его текстах (глоссария), а также используемых в текстах авторских новообразований;

результаты исследования, а также задействованный в нём материал могут быть востребованы в лекционных курсах по лингвопоэтике, стилистике, лексикологии, лексикографии, истории русского литературного языка; несомненной также является возможность их внедрения в практику преподавания классической литературы и русского языка в средней школе.

конкретные результаты и выводы исследования используются при разработке лекционных курсов по функциональной лексикологии и лингвокультурологии для студентов, магистрантов и аспирантов филологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова.

Положения, выносимые на защиту:

Трёхуровневое строение языковой личности сопоставимо с тремя аспектами изучения языкового знака, в первую очередь лексической единицы: семантическим (уровень значения), когнитивным (уровень знаний и образов, представлений) и прагматическим (уровень эмоций, оценок и стилистической окрашенности). В структуру языковой личности, таким образом, входят три уровня - вербально-семантический (лексикон), когнитивный (тезаурусный, уровень картины мира) и прагматический (мотивационный). Каждый уровень характеризуется набором специфических элементов, коррелирующих с параметрами лексикографического представления конкретной языковой личности, такими как авторские интенции, эксплицирующиеся, например, в автонимном или игровом употреблении слова, а также в способах оперирования различного типа отсылками к прецедентным текстам, цепочки семантических ассопиатов, мнемы (совокупности ассоциаций, хранящихся в коллективной памяти), метафоры, фреймы, определённого типа идиомы, слова-идиоглоссы и др.

Построение многопараметрового словаря языка Ф.М. Достоевского является одновременно методом реконструкции языковой личности писателя, что позволяет реализовать комплексный подход в изучении авторского идиостиля, отсутствующий в современной достоевистике. Совокупность лексикографических параметров зависит от особенностей языка писателя, что обусловливает концепцию конструирования словаря, в свою очередь определяющую необходимость ввода тех или иных показателей, критериев отбора, структурирования и описания материала.

Процедура выявления идиоглосс включает в себя следующие шаги: экспертная оценка; учёт данных существующих исследований, посвященных функционированию слова в текстах Ф.М. Достоевского; фиксация вхождения слова в название произведения или в название какой-либо его части; анализ особенностей употребления слова в составе высказывания, обладающего свойствами афоризма; учёт авторской рефлексии над значением слова; наблюдение над использованием слова в игровом контексте; статистический анализ употребления слова в разных жанрах и в разные периоды творчества писателя.

Словарь языка Достоевского характеризуется такими показателями -

параметрами лексикографического представления языковой личности: вход,

которым является идиоглосса; частота употребления описываемой идиоглоссы, в

том числе и её пожанровое распределение; определение значения идиоглоссы;

иллюстрации с обязательным указанием на их источник; словоуказатель; фиксация употреблений в составе фразеологических единиц, пословиц, поговорок, имени собственного; употребление в составе афоризма; автонимное употребление; неразличение значений слова в одном контексте; игровое употребление идиоглоссы; использование в одном контексте двух или нескольких идиоглосс в разных значениях; употребление однокоренных слов в одном контексте; символическое употребление идиоглоссы; ассоциативно-семантические связи описываемого слова; гипотаксис; паратаксис; нестандартное употребление; морфологические особенности идиоглоссы; употребление в ироническом контексте; употребление идиоглоссы в составе тропов; использование описываемой идиоглоссы в составе чужой речи; словообразовательное гнездо. Факультативной зоной словарной статьи Словаря являются примечания - к слову, к значению, к отдельным зонам комментария, которые допускают введение дополнительных параметров описания языковой личности, например, употребление описываемой идиоглоссы в той или иной фигуре речи или различного рода наблюдения над авторскими интенциями.

Особенности авторской языковой личности выявляются не только через многопараметровый анализ используемых писателем идиоглосс, но и через анализ употребления различного типа единиц непонимания - атопонов, коррелирующих с единицами уровней языковой личности (атопоны-агнонимы, атопоны-когнемы и атопоны-прагмемы). Классификация атопонов позволяет сделать заключение относительно авторских интенций в использовании непонятных или малопонятных слов.

Определённым препятствием в восприятии текстов Ф.М. Достоевского являются разнообразные отклонения от существующей языковой нормы, прежде всего - нарушения лексической и грамматической сочетаемости. Классификация таких случаев нестандартного употребления слова отражает системность и возможную сознательность их использования автором. Особую функцию среди нестандартных сочетаний выполняют наречные интенсификаторы, употребление которых характеризует как некоторые особенности внутренней речи, так и одну из ключевых авторских интенций, заключающуюся в стремлении к усилению определённых смыслов.

Наиболее показательным способом отражения картины мира конкретной языковой личности является идеографическое представление её лексикона. Основными принципами составления авторского тезауруса являются следующие:

1) в первую очередь группируются идиоглоссы, вошедшие в исходный словник

Словаря языка Достоевского; 2) идиоглоссы объединяются вокруг смыслов, являющихся базовыми для слов-символов Ф.М. Достоевского, которые можно квалифицировать как архетипы, ядерные элементы эйдоса писателя; 3) в дальнейшем в тезаурус включаются слова, связанные с идиоглоссами ассоциативно-смысловыми отношениями. Ядром тезауруса Достоевского является идиоглосса «человек», связанная в первую очередь с такими архетипическими смыслами, как "жизнь" "время" "смерть" "любовь" "болезнь" "страх" "смех". Тезаурус, построенный по такой модели, позволяет показать особенности индивидуальной картины мира, по крайней мере применительно к творчеству Ф.М. Достоевского, одной из характерных черт которого является символизация в репрезентации действительности.

8. Одна из важнейших отличительных черт творчества Ф.М. Достоевского состоит в его склонности к созданию и использованию суждений, обладающих свойствами афоризма. Классификация и статистический анализ входящих в их состав идиоглосс позволяет выявить некоторые характерные черты авторского эйдоса - систему базовых идей и интенций, отражающих мировоззрение писателя. Авторские интенции также раскрываются в частом сознательном отклонении от языковой нормы, выполняемом в познавательной функции (для поиска способов выражения различного рода смысловых оттенков) или для создания комического эффекта. В предельном обобщении эйдос Ф.М. Достоевского сконцентрирован вокруг неопределённости и рефлексивного усиления (нагнетания смысла), находящих отражение в большинстве используемых автором языковых средств.

Апробация и внедрение результатов исследования:

Отдельные положения и результаты исследования были изложены в 2 монографиях, 86 научных, научно-методических и лексикографических работах (прежде всего - в Словаре языка Достоевского), опубликованы в учебных, а также периодических изданиях, 16 из которых рекомендованы ВАК РФ; обсуждались на следующих конференциях: Международная конференция «Русская литература и культура в европейском культурном наследии», Гёттинген, 2015; І, Ш, IV и V Международный конгресс исследователей русского языка «Русский язык: исторические судьбы и современность», Москва, 2001, 2007, 2010, 2014; Научная конференция «Ломоносовские чтения», Москва, 2003, 2012; Международная научная конференция «Образ России и россиянина в словаре и дискурсе: когнитивный анализ», Екатеринбург, 2011; Научный семинар «Русское культурное пространство», Москва, 2011; III, IV и V Международная научно-практическая конференция «Текст: проблемы и перспективы», Москва, 2004, 2007, 2011; Научно-практическая выездная сессия МАПРЯЛ «Русисты России -русистам СНГ», Астана, 2011; Межвузовская учебно-методическая конференция «Учебно-методические, психолого-педагогические и культурологические аспекты обучения иностранных учащихся в вузе», Тверь, 2010; П Международная конференция «Русский язык и

литература в международном общеобразовательном пространстве: современное состояние и перспективы», Гранада, 2010; Международный семинар «Русский язык и методика его преподавания», Салоники, 2010; Международные Старорусские чтения «Достоевский и современность», Старая Русса, 2002, 2008, 2009; III Международный симпозиум «Русская словесность в мировом и культурном контексте», Москва-Покровское, 2009; Международная конференция «Язык и культура», Киев, 1993, 1994, 2009; Международная научно-практическая конференция «Этот вечный город Глупов...», Тверь, 2009; Международная научная конференция «Россия в многополярном мире: образ России в Болгарии, образ Болгарии в России», Санкт-Петербург, 2009; Всероссийская научно-практическая конференция «Словесник. Учитель. Личность», Чебоксары, 2009; Международная интернет-конференция «Русский язык@Литература@Культура: актуальные проблемы изучения и преподавания в России и за рубежом», Москва, 2009; ХХХШ Международные чтения «Достоевский и мировая культура», Санкт-Петербург, 2008; III Международная научно-методическая конференция «Теория и технология иноязычного образования», Симферополь, 2008; Россия и русские в восприятии инокультурной языковой личности // Международная научно-методическая конференция «Состояние и перспективы методики преподавания русского языка и литературы», Москва, 2008; XI Конгресс МАПРЯЛ «Мир русского слова и русское слово в мире», Варна, 2007; Международная научная конференция «Русский язык и литература в международном образовательном пространстве: современное состояние и перспективы», Гранада, 2007; Международная научная конференция «Новиковские чтения», Москва, 2006; Международный конгресс по креативности и психологии искусства, Пермь, 2005; Международная научная конференция «Прошлое и настоящее России в свете языковых фактов», Краков, 2005; Международный рабочий семинар «Русский язык сквозь века: мозаика языка, литературы и культуры», Нью-Дели, 2005; Международная научно-практическая конференция «Мотинские чтения», Москва, 2005; X Конгресс МАПРЯЛ «Русское слово в мировой культуре», Санкт-Петербург, 2003; Международный симпозиум «Проблемы вербализации концептов в семантике языка и текста», Волгоград, 2003; Международная конференция «Русский язык в диалоге национальных культур государств-участников СНГ в XXI веке», Москва, 2003; Международный симпозиум «Достоевский в современном мире», Москва, 2001; Международная научная конференция «Изменяющийся языковой мир», Пермь, 2001; Конференция-семинар МАПРЯЛ «Эстетическое восприятие художественного текста», Санкт-Петербург, 1993; Международный симпозиум «Философия языка в границах и вне границ», Харьков-Краснодар, 1993; Республиканская научная конференция «Розановские чтения», Елец, 1993; Конференция молодых учёных-филологов и школьных учителей «Актуальные проблемы филологии в вузе и школе», Тверь, 1993, 1991; III Городская научно-методическая конференция «Совершенствование содержания, форм и методов обучения русскому языку иностранных студентов», Калинин, 1989; Конференция молодых учёных и школьных учителей «Проблемы развития филологических наук на современном этапе», Калинин, 1989; докладывались на различных заседаниях: Учёного совета Института русского языка им. В.В. Виноградова, Москва, 2012; Группы Словаря языка Достоевского Отдела экспериментальной лексикографии Института русского языка им. В.В. Виноградова, Москва, 2008, 2012; Института динамического консерватизма, Москва, 2011; кафедры

русского языка для иностранных учащихся филологического факультета и кафедры русского языка для иностранных учащихся естественных факультетов МГУ имени М.В. Ломоносова, Москва, 2001, 2007; внедрены в учебные программы и лекционные курсы филологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова: «Русская языковая личность: лексикографические представление», «Введение в герменевтику», «Культурология», «Функциональная лексикология» (для специалистов, магистрантов, аспирантов), «Концепция языковой личности и интерпретативный перевод»; отражены в открытых лекциях, прочитанных в Барселонском университете (Барселона, 2013), на Фестивале науки (Москва, 2012), в Южном Федеральном университете (Ростов-на-Дону, 2007), Копенгагенском университете (Копенгаген, 2006), Делийском университете (Нью-Дели, 2005); апробировались в ходе выполнения научно-исследовательских проектов: грант РГНФ «Информационная система когнитивных экспериментов (ИСКЭ)» 2012-2014 гг. № 12-04-12039, грант РГНФ «Система лексикографических параметров как способ представления языковой личности» 2011-2013 гг. № 11-04-0441, грант РГНФ «Восприятие и оценка образа России инокультурной языковой личностью» 2006-2008 гг. № 06-04-00439а.

Полный текст диссертации обсуждался на кафедре русского языка филологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова 29 апреля 2015 года.

Объём и структура исследования. Диссертация состоит из введения, 3 глав, заключения, списка использованной литературы (в том числе интернет-ресурсов), включающего 1386 наименований, и 7 приложений. Общий объём диссертации - 647 страниц, объём основного текста - 394 страницы.

Предпосылки применения методов оценки технического состояния

В языке художественного произведения обнаруживаются элементы системы литературного языка и его стилей, а также возможные примеси диалектной, профессиональной или вообще социально-групповой речи (см. [там же: 109-111]). Таким образом, при изучении языка художественной литературы как формы отражения системы национального языка могут решаться вопросы о значении литературного произведения для истории литературного языка. Это касается и языка определённого автора, и стилевых особенностей конкретных разножанровых произведений. Именно здесь мы сталкиваемся с проблемой индивидуального стиля в его взаимоотношении с литературным языком.

Язык художественной литературы «использует, включает в себя все другие стили или разновидности книжно-литературной и народно-разговорной речи в своеобразных комбинациях и в функционально преобразованном виде» [там же: 71]. Выбор автором языковых средств определяется как особенностями содержания произведения, так и характером отношения к ним со стороны автора.

Основными свойствами литературного языка следует считать тенденцию к общенародности и нормативность. Что касается одного из основных признаков художественной литературы, то, на наш взгляд, таковым, наоборот, следует считать сознательное и оправданное идейно-художественным замыслом произведения отклонение от нормативности и стандартности, существующее одновременно со стремлением следовать устоявшейся норме. О развитии литературного языка имеет смысл рассуждать только в случае существования различного типа преодолений стандартности, в том числе и в художественном тексте.

Многое из того, что используется в языке художественной литературы, литературным языком не является (диалектизмы, жаргонизмы и др.), с другой стороны, в литературном языке нет ничего, что гипотетически не могло бы быть задействовано для выполнения определённых функций, обусловленных субъективными мотивациями автора литературного произведения.

Вплоть до начала XX века художественный текст традиционно был предметом литературоведения, и без преувеличения можно сказать, что его рассмотрение в качестве объекта лингвистического изучения прежде всего связано с именем В.В. Виноградова: это и мечта учёного, состоящая в создании общего исследовательского поля, соединяющего задачи литературоведения и языкознания, и реализация этой мечты, поскольку именно начиная с работ В.В. Виноградова можно говорить о существовании такой дисциплины, как лингвопоэтика, ключевым понятием которой стала категория «образа автора» как стилеобразующая в художественном произведении. Отметим в связи с этим и прокомментируем некоторые важные для нас положения.

В системе художественного произведения «образ автора» занимает центральное и уникальное положение. Однако это « ... не простой субъект речи, чаще всего он даже не назван в структуре художественного произведения. Это концентрированное воплощение сути произведения, объединяющее всю систему речевых структур персонажей в их соотношении с повествователем, рассказчиком или рассказчиками и через них являющееся идейно-стилевым средоточием, фокусом целого» [Виноградов 1971: 116].

В художественном произведении «образ автора» может выражаться как эксплицитно, так и имплицитно, из чего, в частности, вытекает идея о субъективном и объективном типах повествования. Если в «Дневнике писателя» или в письмах Достоевского мы в подавляющем большинстве случаев можем говорить об очевидной авторской позиции, то, например, в образе Ивана Карамазова авторский взгляд на мир тесно переплетается с мировоззрением созданного им персонажа. Ещё сложнее такое взаимодействие мы видим в образах Хроникёра или, как бы парадоксально это ни звучало, Ф.П. Карамазова. «Он «образ автора» является формой сложных и противоречивых соотношений между авторской интенцией, между фантазируемой личностью писателя и ликами персонажа» [Виноградов 1980 (а): 203]. Так возникает одна из важнейших и часто принципиально не подлежащих какому-либо решению проблем - определение соотношения «образа автора» (причём в его разных ипостасях -автора художественных произведений, публицистических текстов, деловых писем,

Интересные наблюдения о том, что рассказчик в «Бесах» очень сильно отличается от других рассказчиков у Достоевского, мы находим в комментариях В.А. Туниманова (см. ): это и наблюдатель, и участник событий, и, кроме того, в его повествовании мы иногда отчётливо слышим «голос» самого автора. личных писем), повествователя (рассказчика, наблюдателя и т. п.), персонажа и, наконец, автора как реальной личности, судить об особенностях которой мы можем лишь в весьма отдалённом приближении. - Образ автора проявляется на всех уровнях структуры художественного текста, в том числе и прежде всего - на языковом, что часто обеспечивает целостность восприятия произведения. Из этого, в частности, следует, что анализ языка литературного произведения, системы средств словесно-художественного выражения, оценок героев произведения по речи позволяет в той или иной степени реконструировать авторскую позицию.

Практически параллельно с В.В. Виноградовым проблема реконструкции автора художественного произведения рассматривалась М.М. Бахтиным, который, как и некоторые современные литературоведы, с большим подозрением относился к возможностям лингвистического исследования художественного текста, часто прибегая, тем не менее, в своих построениях к анализу языковых фактов (например, именно М.М. Бахтин один из первых обратил внимание на особую значимость у Достоевского слова вдруг.) . По М.М. Бахтину, формальные средства выражения категории «автор-творец» обнаруживаются 1)в звучании слова, 2) в его вещественном значении, 3) в связях слов (метафора, метонимия, повторы, вопросы, параллелизмы и т. д.), 4) на уровне речевой ткани произведения (интонация) (см. [Бахтин 1979 (б)]). Некоторые из этих формальных экспликаторов образа автора используются в качестве лексикографических параметров в Словаре языка Достоевского (см. Гл. 2, 3).

Для нас также важна обнаруженная М.М. Бахтиным взаимосвязь процесса коммуникации (а конкретно - понимания) не только со словесным контекстом, но и с внесловесным, «физическим». Учёный приводит такой пример: «Двое сидят в комнате. Молчат. Один говорит: "Так". Другой ничего не отвечает. Для нас, не находившихся в комнате в момент беседы, весь этот "разговор" совершенно непонятен... . Но тем не менее эта своеобразная беседа двоих, состоящая из одного только, правда, выразительно проинтонированного слова, полна смысла...

В современном литературоведении учёные обращаются к особенностям авторской пунктуации, этимологии, прежде всего собственных имён, семантики слов-концептов и т. д. Сколько бы мы ни возились с чисто словесной частью высказывания, как бы тонко мы ни определили фонетический, морфологический, семантический момент слова "так", - мы ни на один шаг не приблизимся к пониманию целостного смысла беседы. Чего же нам не хватает? - Того "внесловесного" контекста, в котором осмысленно звучит слово "так" для слушателя. Этот внесловесный контекст высказывания слагается из трёх моментов: 1) из общего для говорящих пространственного кругозора (единство видимого - комната, окно и проч.); 2) из общего же для обоих знания и понимания положения, наконец, 3) из общей для них оценки этого положения. Только зная этот внесловесный контекст, мы можем понять смысл высказывания "так" и его интонацию» [Волошинов 1926: 250] . Такой «внесловесный контекст» был впоследствии квалифицирован как пресуппозиция, которая во многих случаях, например, при определении значения слова, прежде всего концептуально значимых лексических единиц, непременно должна учитываться.

Архитектура системы оценки технического состояния

На специфическое употребление слова вдруг, в первую очередь на его высокую частотность у Достоевского, обращали внимание многие исследователи: М.М. Бахтин, А.А. Белкин, В.В. Виноградов, Е.Л. Гинзбург, В.Н. Топоров, А.Л. Слонимский и другие.

М.М. Бахтин, рассуждая об авантюрном времени, говорит, что «оно слагается из коротких отрезков, соответствующих отдельным авантюрам... . В пределах отдельной авантюры на счёту дни, ночи, часы и даже минуты и секунды... . Эти отрезки вводятся и пересекаются специфическими "вдруг" и "как раз". "Вдруг" и "как раз" - наиболее адекватные характеристики всего этого времени, ибо оно вообще начинается и вступает в свои права там, где нормальный прагматический или причинно осмысленный ход событий прерывается и даёт место для вторжений чистой случайности с её специфической логикой. Эта логика - случайное совпадение, то есть случайная одновременность и случайный разрыв, то есть случайная разновременность. Причём "раньше" или "позже" этой случайной одновременности и разновременности 117 также имеет существенное и решающее значение. Случись нечто на минуту раньше или на минуту позже, то есть не будь некоторой случайной одновременности или разновременности, то и сюжета бы вовсе не было и роман писать было бы не о чем» [Бахтин 1975: 242]. Т. е. вдруг, по Бахтину, выполняет, по меньшей мере, три функции: 1) граница между событиями, 2) образование сюжета, 3) образование жанра.

А.Л. Слонимский называет основным художественным приёмом Достоевского приём неожиданности, который, в частности, реализуется путём частого использования вдруг: «Повествование Достоевского не идёт ровно, последовательно, как, например, у Тургенева, но состоит из целого ряда толчков, из цепи неожиданных событий, поступков, жестов, слов, ощущений. Судорожное изложение, судорожный ход событий, судорожные люди» [Слонимский 1922: 11].

А.А. Белкин, обращая внимание на частую повторяемость у Достоевского слов вдруг и слишком, выдвигает предположение, что вдруг у Достоевского имеет особый смысл, «означает такую встречу, такое событие, которое играет решающую роль в судьбе человека, а порою является катастрофическим» [Белкин 1973: 129]. И далее: «В романах Достоевского мы видим действительность, полную событий исключительных. Это - не медленная, плавная, без особых поворотов жизнь персонажей Гончарова, не мотивированно изменяющаяся жизнь героев Толстого, не обыденность, состоящая из мелких случайностей, в произведениях Чехова. Это жизнь хаотичная и катастрофическая, для неё характерны неожиданные спады и подъёмы, неожиданные повороты психики героев, - и отсюда постоянное употребление излюбленного слова "вдруг"» [там же: 129].

Обратим внимание на некоторые особенности употребления слова вдруг в текстах Достоевского.

Частота употребления слова вдруг распределяется следующим образом. Общее количество употреблений - 5867, из которых 5049 раз - в художественных текстах, 588 - в публицистике и 230 - в письмах. Обращает, однако, на себя внимание не

Т. е. относительная частота употребления вдруг в публицистике и художественной прозе приблизительно одинакова, как примерно одинакова и их смысловая нагруженность, в связи с чем весьма странной представляется точка зрения Б. Барроса Гарсии о том, что «"вдруг"-ситуации, "как бы"-ситуации и "как будто"-ситуации проявляются в соответствии с не всегда осознанной склонностью автора к созданию фикциональности. Чем выше степень их присутствия в тексте, тем более тяготеет он к художественной фикциональной прозе» [Баррос 2013: 12]. Что касается как бы столько абсолютная высокая частота употребления слова вдруг (у Достоевского много и других высокочастотных наречий, например чрезвычайно, давеча и др.), сколько его повторяемость в рамках одного предложения, абзаца, всего произведения, подчас нарушающая стилистические нормы русского литературного языка. В художественной прозе Достоевского вдруг употребляется чаще, однако причиной этого вряд ли являются особенности жанра. Ср. в «Дневнике писателя» и в письмах:

Бестемностью меня уже попрекали; но в том и дело, что я действительно в этой поголовности нашего лганья теперь убеждён. Пятьдесят лет живёшь с идеею, видишь и осязаешь её, и вдруг она предстанет в таком виде, что как будто совсем и не знал её до сих пор. С недавнего времени меня вдруг осенила мысль, что у нас в России, в классах интеллигентных, даже совсем и не может быть нелгущего человека. (ДП 21: 117) [С.А. Ивановой] Я говорю с тёткой и вдруг вижу, что в больших стенных часах маятник вдруг остановился. Я и говорю: это, верно, зацепилось за что-нибудь, не может быть, чтоб так вдруг встал, подошёл к часам и толкнул опять маятник пальцем; он чикнул раз-два-три и вдруг опять остановился. (Пс 29.1: 209)

Можно предположить, что причина такой высокой частоты употребления вдруг кроется, во-первых, в его семантике и, во-вторых, в важности для Достоевского, для его идиостиля и мировосприятия. Это, не содержащее в себе знаний о мире слово, отражает, тем не менее, отношение Достоевского к миру, нелюбовь писателя ко всему, что вдруг, случайно: [А.Г. Достоевской] Но всё забочусь, и день и ночь об них [детях] думаю, и обо всех нас: всё хорошо, а вдруг случай какой-нибудь. Случайного я пуще всего боюсь. (Пс 29.2: 42) Можно, конечно, вслед за А.А. Белкиным (см. [Белкин 1973 (б)]) предположить, что в частом употреблении слова вдруг выражен страх Достоевского перед случайностью, неожиданностью припадка, но, по всей видимости, всё обстоит несколько сложнее.

Анализ употребления вдруг в текстах Достоевского позволяет выделить у этого слова четыре значения: вдруг он [Иван Ильич] как будто стал забываться и, главное, ни с того ни с сего вдруг фыркнет и засмеётся, тогда как вовсе нечему было смеяться. Это расположение скоро прошло после стакана шампанского, который Иван Ильич хоть и налил было себе, но не хотел пить, и вдруг выпил как-то совершенно нечаянно. Ему вдруг после этого стакана захотелось чуть не плакать. Он чувствовал, что впадает в самую эксцентрическую чувствительность; он снова начинал любить, любить всех, даже Пселдонимова, даже сотрудника «Головешки». Ему захотелось вдруг обняться с и как будто, то нет, по всей видимости, никакой необходимости проводить специальное исследование, доказывающее их большую значимость в художественном тексте в отличие от публицистики и писем, что связано с одной из основных авторских интенций - показать неопределённость и неоднозначность окружающего мира, а главное - человека в этом мире. ними со всеми, забыть всё и помириться. (СА 31) - Да что это вы так побледнели, Родион Романович, не душно ли вам, не растворить ли окошечко? I - О, не беспокойтесь, пожалуйста, -вскричал Раскольников и вдруг захохотал, - пожалуйста, не беспокойтесь! I Порфирий остановился против него, подождал и вдруг сам захохотал, вслед за ним. Раскольников встал с дивана, вдруг резко прекратив свой, совершенно припадочный, смех. ... I - Но смеяться себе в глаза и мучить себя я не позволю. Вдруг губы его задрожали, глаза загорелись бешенством, и сдержанный до сих пор голос зазвучал. - Не позволю-с! - крикнул он вдруг, изо всей силы стукнув кулаком по столу, -слышите вы это, Порфирий Петрович? - Не позволю, не позволю! - машинально повторил Раскольников, но тоже вдруг совершенным шёпотом. (ПН 64)

Эти и аналогичные контексты показывают, что слово вдруг у Достоевского фиксирует некоторую точку, являющуюся моментом выброса чувств, эмоций, впечатлений, состояний, действий и т. д., а высокая частота его употребления в рамках одного контекста объясняется тем, что вдруг является способом собрать чувства и действия в одном мгновении, миге, уничтожив в нём и время, и причинно-следственную обусловленность событий, т. е., в конечном счёте, для Достоевского это способ объединения группы событий в одной точке случайности, способ таким образом организовать текст (ср. с цитатой из М.М. Бахтина выше). Такая точка случайности находится вне времени и вне сознания человека: все события, сконцентрированные в ней, происходят помимо человеческой воли.

Определение нечетких правил продукции

В заключение ещё раз подчеркнём, что предлагаемое описание языка Достоевского возможно только при помощи Словаря, построенного с учётом обозначенных в 3 Главы II параметров. Это касается прежде всего реконструкции авторского тезауруса, поскольку именно Словарь с его оригинальными возможностями нахождения «точек пересечения» идиоглосс позволяет объективно прослеживать связи между различными смыслами, реализуемыми во всём корпусе текстов писателя.

Приведём в соответствии с указанной выше процедурой фрагмент тезауруса идиоглосс Достоевского. При этом, однако, мы должны сделать следующие оговорки:

1. Предлагается именно фрагмент тезауруса: полное лексикографическое представление идиоглосс Достоевского возможно только по завершении работы над Словарём.

2. В представленном фрагменте тезауруса не учитывается соотнесённость идиоглосс ни с речью персонажей произведений Достоевского, ни с образом автора, ни с принадлежностью к тому или иному жанру. ЯЛ персонажа, как было сказано выше, - это в любом случае отражение ЯЛ автора.

3. Отдельные идиоглоссы могут входить в разные рубрики тезауруса. Можно предположить, что многозначность идиоглосс создаёт потенциально бесконечные ограничения в их классификации. Некоторые, но далеко не все случаи вхождения идиоглоссы в разные группы мы фиксировали её повтором в этих группах. Это касается, например, случаев омонимии, вторичной номинации и др. Так, слово совесть вошло и в группу Бог (Совесть - это действие бога в человеке), и в группу чувства. Идиоглоссы в подобных, чаще всего метафорических значениях отделяются от основной группы точкой с запятой. Точно так же и отдельные слова, которые мы отнесли в группу действие, чувство по отношению к другому, отношения с другими (вредить, гнушаться, равнодушие и др.), могут быть связаны с неодушевлёнными объектами, однако их идиоглоссный статус ярче проявляется именно в употреблении по отношении к человеку.

Данные ограничения, однако, не запрещают нам признать следующий факт: представленный фрагмент тезауруса отражает ЯЛ Достоевского в её восприятии современным читателем, оперирующим текстами полного собрания сочинений писателя. Мы видим не столько взгляды Достоевского на мир, сколько некую вторичную реальность, зафиксированную в ограниченном по объёму тексте. Что касается возможностей пересечения лексических групп, входящих в тезаурус, то в этом состоит одна из ключевых особенностей семантических полей. Тем не менее, когда мы имеем дело с конкретной ЯЛ, это свойство семантического поля частично нивелируется степенью актуальности лексической единицы с точки зрения её идиоглоссного статуса.

Первой строкой за входом основной части тезауруса (ЧЕЛОВЕК: ЖИЗНЬ - СМЕРТЬ - ЛЮБОВЬ - БОЛЕЗНЬ - СМЕХ) зафиксированы идиоглоссы-символы, объединённые понятием - названием класса (символы к другим группам и отдельным идиоглоссам даются в угловых скобках перед группой или перед словом), далее следуют наиболее близкие к данному значению идиоглоссы, прежде всего однокоренные слова. После этого выделяются лексические группы, перед которыми в квадратных скобках жирным шрифтом приводится их название. При отнесении идиоглоссы к той или иной группе мы руководствовались прежде всего её употреблением в значении, которое характеризует авторский идиостиль (например, именно в этом значении слово зарегистрировано в таких зонах комментария, как АВТН, ИГРВ или АФРЗ), а также актуальной частотой употребления или наиболее широкими ассоциативными связями. Идиоглоссы внутри каждой группы, как правило, распределяются в зависимости от их частеречной принадлежности (глагол - прилагательное - наречие - существительное), в пределах каждой части речи - по алфавиту. бумага (бумажка), вошь, гад, гадина, зонтик72, крокодил, маска, муравейник, насекомое, Скотопригоньевск, таракан, тварь, тень, улитка, часы, червяк, черепаха, чудовище

А.П. всечеловек, всечеловеческий, бесчеловечный, личный, общечеловеческий; лично; личность, люди, людишки, люд, существо, человечество, человеческий, человечек

А.Ш.4. [единение] вселенский, всемирный, всечеловеческий, народный, национальный, общий, русский; по-русски; богоносец, всечеловек, гармония, единение, народ, национальность, Особую роль слово зонтик играет в романе «Бесы», где встречается 21 раз (из 30 употреблений в художественных текстах), выступая в качестве важного и многозначного элемента композиции и участвуя в создании лейтмотива, будучи связанным со многими персонажами: Федька Каторжный оказывается под зонтиком Ставрогина, под зонтиком Ставрогина в голове Лебядкина зреет донос; иронично и одновременно символично афористичное замечание Ставрогина Лебядкину Зонтика всякий стоит; СТ. Верховенский выходит на большую дорогу, держа в руках зонтик, палку и саквояж (см. [СДЦ2010: 1049]).

Оценка состояния твердой изоляции трансформатора

В одной из своих статей Г.С. Померанц, давая критический анализ книге Романо Гуардини «Человек и вера», писал: «В книге Гуардини характеры, созданные Достоевским, перестают быть его частичными воплощениями и его исповедальными ликами; они только идеи, которые вытекают из их обособленного от автора склада ума. Гуардини не замечает, что Фёдор Михайлович Достоевский в чём-то подобен Фёдору Павловичу Карамазову: для него нет "мовешек", нет "вьельфилек", он готов увлечься даже самой смердящей душой, воплотиться в самую засаленную, отталкивающую фигуру, пропуская сквозь ум подлеца, сквозь его юродствующую речь свои любимые мысли. Правда, только на миг. Но в иной миг он проглядывает в Лебедеве, в Келлере; и, конечно, невозможно отделить от Достоевского бунт Ивана Карамазова и интеллектуальные эксперименты Ставрогина. Каждый персонаж, захвативший Достоевского, готов к дебюту в роли "лирического героя"; и ни один из них не допускает чисто негативной трактовки» [Померанц 2000: 10]. Конечно, созданные Достоевским образы нельзя приравнивать к личности автора, которая, да и то с определённой долей условности, раскрывается разве что в письмах и публицистике, но и это всё равно часть сотворенного писателем мира, отражение его языковой личности, реконструкции которой посвящена настоящая работа.

Главными результатами исследования являются следующие базовые положения.

1. Концепция языковой личности, предложенная Ю.Н. Карауловым, служит методологической основой для создания многопараметрового словаря языка писателя. Эта открытая и гибкая модель позволяет, применительно к творчеству Достоевского, через словарное представление показать основные особенности языковой личности писателя. Она также может быть использована при описании особенностей языка любой языковой личности, только система и значимость отдельных параметров в этом случае уже станет иной.

2. Принципиальная особенность Словаря языка Достоевского, явившегося новым шагом в развитии отечественной теории и практики составления писательских словарей, заключается в том, что в нём описываются не все слова, употреблённые автором, а только значимые для его идиостиля, идиоглоссы. Предложенную процедуру выявления идиоглосс можно считать достаточно релевантной для подтверждения их особой роли в языковой картине мира писателя.

3. Многоаспектное изучение идиоглосс позволяет определить не только характерные черты авторского стиля, но и познать некоторые особенности писательского мировоззрения, находящие отражение в Словаре языка Достоевского -как в самой структуре словарной статьи, так и в сопровождающем её лингвистическом комментарии, представленном в виде зон, различного рода параметров, характеризующих употребление слова в текстах Достоевского. В проведённом исследовании подробно раскрывается содержание отдельных параметров, таких как символическое употребление слова, нестандартная сочетаемость, ассоциативные связи идиоглоссы, употребление слова в игровом контексте, в составе автонимного высказывания и афоризма. 4. Использование ресурсов Словаря языка Достоевского позволило 1) составить классификацию случаев нестандартного употребления слова в текстах писателя, показать их идиостилевую значимость; 2) выявить лексико-тематические области непонимания современным читателем в произведениях Достоевского и предложить модель их лексикографического представления, составить словарь атопонов, основой которого явились агнонимы, единицы непонимания семантико-грамматического уровня языковой личности; 3) предложить новую трактовку таких понятий, как «символическое употребление слова» и «символическая парадигма», выявить типы символов Достоевского, дать их классификацию и на этой основе сконструировать тезаурус идиоглосс Достоевского; 4) квалифицировать автонимное употребление слова в качестве одного из критериев подтверждения его идиоглоссного статуса, выявить способы экспликации автонимности в текстах Достоевского; 5) изучить функции афоризмов Достоевского, составить их классификацию, непосредственным образом отражающую авторский эйдос, определить степень афористичности идиоглосс (предлагаемую классификацию афористических высказываний следует рассматривать и как особого типа словарь оригинальных суждений писателя); 6) предложить типологию игрового употребления слова у Достоевского, выявить функции языковой игры в текстах писателя, показать основные авторские интенции её использования; как один из типов игры слов квалифицировать новообразования Достоевского, гапаксы, составить их классификацию; определить особую рефлексивную и игровую функцию глагола знать.

Решение поставленных в диссертации задач вовсе не означает окончательного комплексного многопараметрового описания языка Достоевского, проводимого с использованием ресурсов Словаря. Перспективы такого исследования языка Достоевского мы видим в изучении - фигур речи, используемых писателем, прежде всего - амплификации и гиперболизации, служащих для усиления, нагнетания смысла, компенсирующих столь характерную для Достоевского неопределённость; различного рода уточнений и пояснений, функций противопоставления и повторов и др.; - функций безобъектного употребления переходных глаголов переступить, обнять, простить, шептать, хотеть, желать, напомнить, ждать, изменить, решиться и др.; - метафор и метафорических моделей, по которым они строятся, метонимии, авторских сравнений; в дальнейшем планируется составление Словаря тропов Достоевского; - функций отсылок к прецедентным текстам в произведениях писателя, многие из которых исследованы недостаточно; - способов создания иронического контекста, связи иронии с игровым употреблением слова; - дискурсивных слов в произведениях писателя, модальных частиц, междометий, союзов, их сочетаний; - характерных особенностей речи отдельных персонажей, сравнительный анализ которых позволит выявить типы языковых личностей героев Достоевского; - типов и функций повторов, семантических и лексических; - особенностей авторской пунктуации, позволяющей рассматривать произведения Достоевского как «звучащий» текст и др.

Одновременно с этим дискуссионными остаются и некоторые теоретические проблемы - сама возможность рассмотрения словаря языка писателя как метода реконструкции его языковой личности; релевантность предложенной модели словаря для составления других писательских словарей; степень объективности полученных результатов словарного представления языка писателя, зависящая в том числе и от исходной системы лексикографических параметров и др. Эти и некоторые другие задачи будут решаться по мере завершения работы над Словарём языка Достоевского.

Игорь Васильевич Ружицкий

МГУ имени М.В. Ломоносова

Институт русского языка имени В.В. Виноградова

Москва, Россия

ОТ СИМВОЛИЧЕСКОЙ КАРТИНЫ МИРА К ТЕЗАУРУСУ

(о возможности реконструирования языковой личности Достоевского)
И.В. Ружицкий
В настоящей статье мы исходим из того факта , что символы могут занимать особое – центральное – место в картине мира автора художественного текста. Выскажем предположение, что слова, употребляемые в символическом значении, следует рассматривать в качестве своеобразных ядерных элементов, организующих авторский тезаурус, совокупность иерархически организованных семантических полей. Что касается творчества Ф.М. Достоевского, то интерес писателя к различного рода символам неоднократно подчеркивался исследователями его творчества. Объясняется такой интерес самыми разными причинами, наиболее очевидной из которых нам представляется стремление отразить мир во всех его противоположностях, противопоставить образ, задаваемый символом, логическому «сознанию» (см. [Зыховская 1997: 215]).
Сделаем несколько замечаний к самому понятию символа. В качестве наиболее типичной особенности символического употребления слова мы считаем возможность вещных имен приобретать абстрактные коннотации (идеальное содержание) исторического или социологического характера (см. [Словарь языка Достоевского 2001]). В своих основных чертах такое определение символического употребления слова совпадает со множеством других, предлагаемых учеными самых разных школ и направлений. Что касается современного литературоведения, то здесь наметилась тенденция широкого понимания символа. Принципы выделения символа в художественном тексте следующие: 1) сгущение самого художественного обобщения; 2) сознательная установка автора на выявление символического смысла изображаемого; 3) зависимость от контекста произведения; 4) зависимость от литературного контекста эпохи и культуры (см. [Зыховская 1997: 214]). Важнейшим свойством символа является возможность слов с конкретной семантикой в определенном контексте выражать абстрактное значение. Можно вообще высказать предположение о том, что чем конкретнее семантика слова, тем большим семантическим потенциалом оно – это слово – обладает. Из этого следует, что любое слово с конкретным значением в определенном контексте (отдельного произведения или всего творчества в целом) может стать символом. У Достоевского символическое значение могут принимать такие слова с конкретной семантикой, как кафтан, платок, платье, порог, топор, процент, белье, крюк (крючок), баня (банька), большая дорога , Америка и т.п. Наиболее конкретная семантика – у имен, названий, чисел. Естественно, что они часто употребляются символически, с их помощью них автор задает некий шифр, код, условный вещный опознавательный знак, который и предстоит разгадать и понять читателю. Отметим , что слово может использоваться символически как в рамках одного художественного текста, так и в разных произведениях , в том числе в текстах других жанров. Например, символика камня , общекультурного символа, широко известна. Однако чаще всего исследователи говорят лишь о камне в «Преступлении и наказании» или об илюшечкином камне , у которого Алеша произносит речь перед двенадцатью мальчиками в конце романа «Братья Карамазовы» и который видится Достоевскому как предтеча будущей мировой гармонии, не обращая должного внимания на символическое употребление слова камень в других жанрах: [в публицистике] Да, француз именно видит русскую национальность в том, в чем ее хотят видеть очень многие настоящего времени, то есть в мертвой букве, в отжившей идее, в куче камней , будто бы напоминающих древнюю Русь, и, наконец, в слепом, беззаветном обращении к дремучей, родной старине. (Пб 18: 25) [в письмах] Христос был голоден, и дьявол посоветовал ему взять камень и приказать ему стать хлебом. (Пс 29.2: 85)

При изучении символики Ф.М. Достоевского представляется целесообразным рассматривать слова, употребляемые символически, не отдельно друг от друга, а в составе определенных групп. Самую общую классификацию символов можно представить следующем образом: (1) материальные (вещественные) символы (кафтан, платье и т.д.), (2) ситуативные (уронить платок, поцеловать землю, поцеловать чашу ), (3) событийные (1861 год ) и (4) чувственно-образные (бьющаяся об оконное стекло муха ). Можно предположить, что предпочтение автора в использовании символов того или иного типа характеризует его идиостиль. Так, для Достоевского характерно стремление возводить материальное в символическое. «Интерес к материи дает возможность расслышать голос живущей в ней души. Вещи становятся загадочными, прозрачными, подвижными, а тело человека предстает как тайна, как покров, наброшенный на душу страдающую и грезящую о целокупном спасении» (см. [Карасев 1994]).

Более дробная классификация предполагает выделение символико-ассоциативных цепочек, или символических парадигм. Например, слова-символы, объединенные общим значением ‘орудия убийства’: топор, нож, пистолет , петля, бритва, пестик . Между авторским выбором орудия убийства и персонажем, его совершившим, существует определенная и значимая связь, которая и становится своеобразным дифференциальным признаком соответствующих слов-символов. Другими примерами символических парадигм являются ‘цвета’ (желтый, красный, белый, зеленый ), ‘числа’ (7, 4, 3), ‘имена’ (Барашкова, Раскольников, Смердяков, Сонечка , Степан Трофимович ), ‘названия насекомых’ (паук, муха, вошь ), ‘названия животных’ (лев, мышь , осел ), ‘топонимы’ (Америка, Петербург ), ‘предметы одежды’ (кафтан, платок, белье, платье ) и т.д.

Указанная выше классификация символов , хотя и имеет определенный смысл, заключающийся в систематизации исследуемого материала, но ровным счетом ничего не дает для представления целостной картины мира автора. Более продуктивной представляется классификация, построенная по ономасиологическому принципу, – от смысла к слову. Она позволяет объединять слова-символы на основе общего символического значения (при этом, конечно, следует учитывать как возможную многозначность символа, так и различные трактовки его значения).

Приведем следующий пример:

ПРЕСТУПЛЕНИЕ → Убийство → Слова -символы → персонаж, сов ершивший убийство и персонаж, которого убивают .

ПРЕСТУПЛЕНИЕ

Убийство

Слова-символы персонаж и

Топор Раскольников–Алена Ивановна, Лизавета

Нож Рогожин–Настасья Филипповна Барашкова

Бритва московский убийца в «Идиоте», Каирова в

«Дневнике писателя»

Петля Ставрогин, Смердяков

Пестик Д. Карамазов–Ф.П. Карамазов (попытка убийства)

Пресс-папье Смердяков–Ф.П. Карамазов

Пистолет Кириллов, Свидригайлов, Крафт (самоубийство)

Каждое из орудий убийства имеет свое символическое значение. В «Преступлении и наказании» должен быть именно топор (см. [Карасев 1994]), символизирующий казнь-возмездие, и Достоевский создает топор-символ, хотя это и может показаться абсурдным, через эту абсурдность автор, собственно говоря, и задает читателю вопрос «А почему именно топор ?», заставляет задуматься, угадывать (для этого Достоевскому и понадобилось подробное описание того, как Раскольников этот топор понесет, описание специально сделанной для этого петли). Рогожин мог убить Настасью Филипповну только ножом (как говорит в конце романа князь Мышкин, – тем самым ножом : он уже несколько раз появлялся прежде в романе), поэтому и фамилия Настасьи Филипповны – Барашкова – становится уже символической, а нож воспринимается как ритуальное орудие. Точно так же Кириллов и Свидригайлов могли только застрелиться, причем несомненно важным оказывается то, что кольт у Кириллова – американский, мертвую Настасью Филипповну Рогожин покрыл американской клеенкой, для Свидригайлова самоубийство – чужие краи, Америка . Америка/американский , помимо известных примеров из «Преступления и наказания», тоже употребляются как символы, наиболее ярко – в «Бесах», образуя еще одну символическую парадигму. Для Ставрогина и Смердякова, совершивших смертные грехи, могла быть только петля (параллель образов Смердякова и Ставрогина была отмечена многими исследователями).

Можно предположить, что такого рода символические парадигмы и формируют своеобразные ядра авторского тезауруса, которые, в свою очередь, «притягивают» определенные идиоглоссы – наиболее важные , ключевые для писателя слова, формирующие его картину мира. Список идиоглосс, отобранных с использованием определенного рода специальных экспериментальных методов, представлен в Словаре языка Достоевского [Словарь языка Достоевского 2008] и насчитывает порядка 2,5 тысяч единиц (из примерно 35 000 лексем, характеризующих полный словарь писателя). Организация идиоглосс в их соотнесенности с символическими парадигмами и позволяет построить модель (далеко не единственную!) авторского тезауруса. Так, например, с указанной выше символической парадигмой ассоциативно-тематически связаны такие идиоглоссы, как Америка, ад, адвокат, американский, безумие, безумный, бес, бесы, бунт, бунтовщик, бунтовать, война (здесь приводятся идиоглоссы, описанные в первом томе Словаря языка Достоевского – буквы А–В).

Словарь языка Достоевского включает в себя не только описание значений идиоглосс, иллюстрированное примерами из разных периодов творчества писателя и из разных жанров, но также лингвистический комментарий к описываемому слову, дающий читателю возможность с большей полнотой представить особенности словоупотребления. Сам по себе словарь языка писателя – это уже в некотором роде вид лингвистического комментария, отражающего языковую картину мира автора. Комментарий же в таком словаре представляет собой, таким образом, своеобразное отражение отражения, позволяющее читателю соединить разрозненные смыслы, оттенки значений в целостную систему и в результате – глубже погрузиться в язык писателя. Комментарий в Словаре языка Достоевского подразделяется на зоны комментирования: зона сочетаемости, ассоциативного окружения слова, употребления слова в составе высказываний, имеющих свойства афоризмов, использование слова в составе тропов, морфологические особенности употребления слова, использование слова в ироническом контексте , игровое употребление слова и др. Можно предположить, что определенные ассоциации, зафиксированные прежде всего в зонах ассоциативного окружения слова-идиоглоссы (специальная процедура выявления таких ассоциаций из языкового контекста подробно описана в [Караулов, Гинзбург 1996: 176–182]), его сочинительных и подчинительных связей, а также в словообразовательном гнезде, также войдут в реконструируемый фрагмент тезауруса, который, в итоге выглядит следующим образом (напомним, что представленный фрагмент тезауруса ограничен в основном лексикографическим представлением идиоглосс I-го тома Словаря языка Достоевского [Словарь языка Достоевского 2008]):

ПРЕСТУПЛЕНИЕ → Уб ийство	Слова-символы	персонажи	идиоглоссы	ассоциации
	Топор, Нож, Бритва, Петля, Пестик, Пресс-папье, Пистолет	Раскольников–Алена Ивановна, Лизавета; Рогожин–Настасья Филипповна Барашкова; московский убийца в «Идиоте», Каирова; Ставрогин, Смердяков; Д. Карамазов–Ф.П. Карамазов; Смердяков–Ф.П. Карамазов; Кириллов, Свидригайлов, Крафт	Америка, ад, адвокат, безумие, безумный, бес, бесы, бунт, бунтовщик, бунтовать, война, самоубийство, самоубийца, суд, судебный	американская клеенка, бритва, обмотанная шелком, выстрел в себя, ждановская жидкость, кровь, мрачный дом, муки, мучение, подвоз патронов, подвал, порох, мучиться, муки, обвинение, обвинять, оправдать, оправдание, отчаяние, преступник, присяжные, прокурор , противная сторона, сатана, смерть, степень виновности, страдание, страдать, страсть, судебный процесс, судья, сумасшедший, терзаться, труп, убить, убийца, уйти, улики, ума решиться, чудовищное злодейство, юрист

Приведем другой пример:

СТРАХ → Крюк (крючок) [как в прямом, так и в переносном значении]
Как только звякнул жестяной звук колокольчика, ему [Раскольникову] вдруг как будто почудилось, что в комнате пошевелились. Несколько секунд он даже серьезно прислушивался. Незнакомец звякнул еще раз, еще подождал и вдруг, в нетерпении, изо всей силы стал дергать ручку у дверей. В ужасе смотрел Раскольников на прыгавший в петле крюк запора и с тупым страхом ждал, что вот-вот и запор сейчас выскочит. Действительно, это казалось возможным: так сильно дергали. Он было вздумал придержать запор рукой, но тот мог догадаться. Голова его как будто опять начинала кружиться. (ПН 67) А крюком кто ж заперся? – возразила Настасья, – ишь, запирать стал! Самого, что ль, унесут? (ПН 73) Когда Раскольников пришел к своему дому, виски его были смочены потом и дышал он тяжело. Поспешно поднялся он по лестнице, вошел в незапертую квартиру свою и тотчас же заперся на крюк . Затем, испуганно и безумно, бросился к углу, к той самой дыре в обоях, в которой тогда лежали вещи, засунул в нее руку и несколько минут тщательно обшаривал дыру. (ПН 208) Он [Раскольников] отворил дверь и начал слушать: в доме все совершенно спало. С изумлением оглядывал он себя и все кругом в комнате и не понимал: как это он мог вчера , войдя, не запереть дверей на крючок и броситься на диван, не только не раздевшись, но даже в шляпе: она скатилась и тут же лежала на полу, близ подушки. «Если бы кто зашел, что бы он подумал? Что я пьян, но…» (ПН 71) Он [Раскольников] хотел было запереться на крючок , но рука не поднялась... да и бесполезно! Страх, как лед, обложил его душу, замучил его, окоченил его... (ПН 91) Настасья вышла. Но только что она вышла, он встал, заложил крючком дверь, развязал принесенный давеча Разумихиным и им же снова завязанный узел с платьем и стал одеваться. Странное дело: казалось, он вдруг стал совершенно спокоен; не было ни полоумного бреду, как давеча, ни панического страху, как во все последнее время. (ПН 120) Заглянув случайно, одним глазом, в лавочку, он [Раскольников] увидел, что там, на стенных часах, уже десять минут восьмого. Надо было и торопиться и в то же время сделать крюк : подойти к дому в обход, с другой стороны... Прежде, когда случалось ему представлять все это в воображении, он иногда думал, что очень будет бояться. Но он не очень теперь боялся, даже не боялся совсем. (ПН 60) Он [Раскольников] плохо теперь помнил себя; чем дальше, тем хуже. Он помнил, однако, как вдруг , выйдя на канаву, испугался, что мало народу и что тут приметнее, и хотел было поворотить назад в переулок. Несмотря на то что чуть не падал, он все-таки сделал крюку и пришел домой с другой совсем стороны. (ПН 70)

СТРАХ	Слова-символы	п ерсонажи	идиоглоссы	ассоциации
	Крюк (крючок)	Раскольников	ад, безобразный, беспокойство, бесстрашно, бесстрашный , бледнеть, бледность, бледный, боязнь, бояться, броситься, дрожать, дрожь, зловещий, испуг, испугаться, конфузиться, мрак, мрачно, мрачный, мерещиться, опасаться, опасность, опасение, опасный, остолбенеть, пугать, решительно, решительный, решиться, робеть, робкий, робость, смелый, смерть, сконфузиться, страх, страшно, страшный , тревога, трус, трусливый, ужас, ужасаться, ужасающий, ужасно, ужасный, умереть, шепот, шептать, шепнуть	аффектация, безопасность, безумно, белый как бумага, вести себя с достоинством, дверь, дрожать, как загнанная лошадь, закричать, замирание сердца, запереть, замучить, запереться, затрясся подбородок, испуганно, испуганный, мертветь, мужество, напугать, не знать над собою никакого принуждения, нервы, окоченить, окоченеть, оцепенеть, перепуганный, перепугать, подойти к дому в обход, полоумный бред, похолодеть, почудиться, пугаться, решимость, смущение, страшилище, струсить, стушевываться, трепетать, трусить, трусить как заяц, трусиха, тупой (панический) страх, уважать, храбрящийся трус

Другие ассоциативно-смысловые связи, которые предполагается проанализировать при помощи обозначенной выше процедуры: ГРАНИЦА МЕЖДУ МИРАМИ → Муха; ВЕЧНОСТЬ → Баня, пауки; ЧУЖДОЕ РУССКОМУ ЧЕЛОВЕКУ → Америка, американский; ПОДЧИНЕННОСТЬ, ПОЧТЕНИЕ → Целовать руки; ЖЕРТВЕННОСТЬ, СТРАДАНИЕ → Вечная Сонечка; СПАСЕНИЕ, ПОКРОВ → Зеленый; ДЕРЖАВА, ВЛАСТЬ, ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА МИР → Часы; «ВРЕМЕНИ БОЛЬШЕ НЕ БУДЕТ», НАЧАЛО ВРЕМЕНИ САТАНЫ → Остановившиеся часы Кириллова; ЧЕЛОВЕЧЕСТВО → Муравейник; ХРИСТОС → Мышкин; СОВЕРШЕНИЕ ИЛИ ЗАМЫСЕЛ РЕШАЮЩИХ ДЕЙСТВИЙ → Косые лучи заходящего солнца и др.

В заключение отметим, что предлагаемый способ построения тезауруса (от символического значения к словам-символам и – далее – к их связи с идиоглоссами и их ассоциативному окружению) представляется вполне оправданным, поскольку именно символическую картину мира можно рассматривать как ядро авторского тезауруса, центром которого являются иерархически организованные ключевые для идиостиля писателя слова. Указанную процедуру можно, соответственно, принять в качестве одной из возможностей реконструирования языковой личности автора художественного текста, особенно такого, как Ф.М. Достоевский.

Литература

1. 
   Зыховская Н. Л. Символ // Достоевский: Эстетика и поэтика: Словарь-справочник / Сост. Г. К. Щенников, А. А. Алексеев; науч. ред. Г. К. Щенников. Челябинск: Металл, 1997. – С. 214–215.
2. 
   Караулов Ю. Н., Гинзбург Е.Л. Homo Ridens // Слово Достоевского: Сборник статей / Под ред.Ю.Н. Караулова. М.: Институт русского языка, 1996.
3. 
   Карасев Л. В. О символах Достоевского // Вопросы философии. – 1994. – №10. – С. 90–111.
4. 
   Словарь языка Достоевского: Лексический строй идиолекта / Под ред. Ю. Н. Караулова. Вып. 1–3. М.: Азбуковник, 2001, 2003.
5. 
   Словарь языка Достоевского: Идиоглоссарий. Т. I. А–В / Под ред. Ю. Н. Караулова. М: Азбуковник, 2008.

Список сокращений

ПН – роман «Преступление и наказание»

Пб – публицистика Ф.М. Достоевского

Пс – письма Ф.М. Достоевского

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИЙ л я ПО ВЫСШЕМУ ОБРАЗОВАНИЮ

РОССИЙСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ ДРУЖБЫ НАРОДОВ

На правах рукописи

РУШЩКИЙ ИГОРЬ ВАСИЛЬЕВИЧ

УДК 808.2 /0.072/

ТЕКСТ В ВОСПРИЯТИИ НОСИТЕЛЯ ИНОЙ КУЛЬТУРЫ: ПРОБЛЕМА КОММЕНТИРОВАНИЯ

диссертации на соискание учёной степени кандидата филологических наук

МОСКВА - 1994

Работа выполнена в Российском университете дружбы народов.

Научный руководитель -член-корреспондент РАН, доктор филологических наук, профессор КАРАУЛОВ Ю.Н.

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор ТАРАСОВ Е„Ф„

кандидат филологических наук, доцент ЧУЛКЙНА Н.Л.

Ведущая организация - Институт русского языка им. А.С.Пушки

Защита состоится "/Г " ляе^-иа^-Я^ 1994 г, в //"час на заседании специализированного совета Д 053.22.03 в Российском университете дружбы народов по адресу: 117198, г» Москва, ул. Миклухо-Маклая, д. б, ауд.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Российского университета дружбы народов по адресу: 117198, г. Москва, ул. Миклухо-Маклая, д. 6„

Учёный секретарь специализированного совета кандидат Филологических наук профессор

Г.ФДидкова

Разработка теш исследования "Текст в восприятии носителя иной культуры: проблема комментирования" предполагает проведение анализа понимания художественного текста на трёх уровнях /в соответствии с концепцией Ю.Н.Караулова об уров-яевом строении язьасовой личности и уровнях понимания/. На вербально-грзмматическом уровне исследуются языковые явления. Объектом рассмотрения второго уровня становятся явления, связанные с несовпадением картины мира /языковой и вне-языковой/ автора и читателя. Третью« является этнокультурный уровень, в содержание которого входит прагматический аспект. этот уровень может включать в себя культурные лакуны, знание лингвострановэдческих феноменов и быть сзязанным с различными видами культурной деятельности и особенностями массового сознания. Вышеназванные три уровня и требуют объяснения /комментирования/, именно они и являются объектом исследования.

Хотя проблеме комментирования уделялось соответствующее внимание в герменевтике, текстологии и лингводидактике, мы не конем утверждать, что все вопросы, связанные с комментированием, решены. Это относится, например, к построению структуры комментария, а также к объективному выявлению его единиц. Именно данные обстоятельства делают актуальным выбор темы нашего исследования.

Цель исследования состоит в разработке новых подходов к решению проблемы комментирования, что возможно в результате синтеза теории понимания и концепции языковой личности.

В соответствии с целью в диссертации репаются следующие задачи:

I/ разработать методику выявления с-диниц, непонятных для носителя иной культуры при восприятии им художественного текста, то есть определить то, что нугено комментировать, выносить в комментарий;

2/ дать общую характеристику единиц непонимания, отпссти их к тому или иному уровню комментирования, который соотносится с уровнем организации языковой личности;

3/ построить структуру учебного комментария, уровни которого соотносились бы с уровня?-™ понимания и языковой лич-

Материалом исследования послукили многочисленные данные по восприятию художественного текста иностранными учащимися, собранные за время многолетней преподавательской деятельности, а такие в результате проведения серии экспериментов по выявлению трудностей восприятия художественных текстов иностранными учащимися к носителями русского языка. В качестве экспериментальных текстов предъявлялись произведения Тургенева, Куприна, Щукшна, Грина, Алексина, Носова, Успенского и других писателей. Материалом для исследования явились также уже написанные комментарии к художественным текстам и результаты сравнительного анализа оригинальных и адаптированных текстов.

Поставленные в диссертации цели и задачи обусловили методы исследования. Основной метод, применяемый в работе, - метод эксперимента по выявлению единиц, представляющих определённые трудности.для их понимания носителем иной культуры. В исследовании использован также метод лингвистического описания, состоящий в отборе, систематизации и обобщении материала /трудны? для понимания единиц, выделенных в уже существующих учебных комментариях/. В качестве частного следует отметить метод интроспекции, с помощью которого обозревается в памяти лексикон исследователя, и связанный с ним метод теоретического прогнозирования.

Научная новизна работы определяется следующим:

I/ в результате синтеза основных положений теории понимания, концепции языковой личности, лингводидактики и текстологии предлагается новый подход к решению проблемы комментирования, в результате чего проводится связь между механизмами пони мания и восприятия художественного текста на неродном языке и структурой языковой личности, складывающейся из трёх уровней -лексико-грамматического, когнитивного и прагматического;

2/ в структуру комментария вводятся три уровня /в соответствии с тремя уровнями понимания и тремя уровнями организации языковой личности/, каждому из которых присущи свои единицы непонимания /комментирования/;

3/ разрабатывается методика выявления агнонимов и атопо-нов /единиц непонимания/, позволяющая учитывать особенности

родной культуры инофона;

4/ в научный оборот в области построения учебных комментариев вводится новый материал, полученный в процессе преподавания русского языка иностранным учащимся.

Теоретическая значимость диссертации определяется тем, что её результаты позволяют расширить представления о проблеме понимания и восприятия художественного текста. ?то даёт дальнейший материал для изучения особенностей функционирования языковой личности. Результаты синтеза различных теоретических поло-нений позволяют с новых позиций подойти к решению проблемы комментирования, структуры комментария и его единиц.

Практическое значение проведённого исследования обусловлено возможностью использования его результатов в практике преподавания русского языка иностранцам, в спецкурсе для иностранных студентов по комментированному чтению литературных произведений. Материалы и выводы диссертации могут найти отражение в пособиях и практических рекомендациях по изучению проблемы понимания и восприятия художественного текста.

Апробация работы и практическое внедрение результатов исследования. Проблемы и материалы исследования обсундались на заседании кафедры общего и русского языкознания Российского университета дружбы народов. Отдельные положения диссертации были изложены в докладах, сделанных на XXIII чтениях памяти В.В.Виноградова в Институте русского языка РАН /1992/, на международной конференции-семинаре МАПРгЛ в Санкт-Петербурге /1993/, на межвузовских конференциях в Тверском государственном университете /1991, 1992, 1993/, на кафедрах иностранных языков гуманитарных факультетов и русской литературы Тверского государственного университета. Некоторые теоретические вопросы, рассматриваемые в диссертации, нашли отражение й тезисах докладов международного симпозиума "Философия языка в границах и вне границ" /Харьков-Краснодар, 1993/, международной конференции в ¡Сиеве /1993/ и на Розановских чтениях в Ельце /1993/. По тене диссертации сданы в печать две статьи, опубликованы тезисы трёх докладов и методические рекомендации для иностранных студентов по комментированному чтению произведений И.С.Тургенева и А.И.Куприна, подготовленные на кафедре

русского языка Тверского медицинского института и на кафедре иностранных языков гуманитарии факультетов Тверского государственного университета.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трёх глав /глава I - "О понимании и восприятии художественного текста"; глава 2 - "Комментирование художественного текста"; глава 3 - "Единицы комментирования: выделение, объяснение, иерархия"/, заключения, списка использованной литературы и приложений, в которых приводятся результаты экспериментов по восприятию художественных текстов.

Во введении, помимо определения задач и целей исследования, говорится о том, что исследователь языка как системы рано или поздно, но обязательно задумывается над тем, что стоит за пределами этой системы и не кроются ли разгадки многих её проблем в изучении того, что к системе не относится, но, тем не менее, без чего она не может существовать, ["йы долины всегда помнить, что за пределами языка-системы находится человек, языковая личность, и только во взаимодействии языковых личностей, только в социуме язык-система и может существовать. Об этом писал Вильгельм фон Гумбольдт: "Как бы мы ни строили своё объяснение, сфера явлений может быть понята только из точки, находящейся вне её, и обдуманный выход из этой сферы столь же безопасен, сколь неминуемо заблуждение, если слепо замкнуться в ней" /Гумбольдт, 1985, с. 302/. Именно изучение языковой личности, явления скорее асистешого, может найы новые пути решения проблем системы языка. Языковая личность - это идея, которая пронизывает все аспекты изучения языка и одновременно разрушает границы мевду дисциплинами /Караулов, 1937/. Если же говорить о языковой личности, то неизбежно возникает проблема соотношения языка конкретного /национального/ и множества других языков, а также вопроса о взаимодействии культур, о понимании и взаимопонимании, о восприятии родного и чужого языка.

Человек представлен для лингвиста совокупностью продуцируемых текстов. Восприятие текста, как и его порождение, является одной из центральных проблем лингвистики последних

лет. Проблема комментирования возникает в основном тогда, когда мы говорим о восприятии /понимании/ текста носителем иной культуры, так как основной функцией комментария является снятие трудностей восприятия текста, а таких трудностей возникает больше всего при шюкультурном взаимодействии. Вопрос о разграничении понятий восприятия и понимания чрезвычайно сложный и запутанный. Мы далеки от того, чтобы считать понимание и восприятие синонимами, признавая, однако, что одно /понимание/ не может существовать без другого /восприятия/, поэтому в диссертации мы говорим о понимании и восприятии, отмечая тем самым неразделимость данных процессов. Мокно также считать, что основной категорией восприятия является образ, а главной категорией понимания - значение, смысл. И то, и другое - единицы уровней организации языковой личности.

Первая глава состоит из трёх параграфов. В первом параграфе, "О содержании понятия "носитель иной культуры", говорится о соотношении общечеловеческой культуры и национальных культур. При "встрече" двух культур возможны следующие ситуации:

1. Конфликт культур /"То, что для вас хорошо, для нас плохо", например, смотреть в глаза при разговоре у русских и японцев/.

2. Неполная интерференция культур /"Е-л з чём-то похожи, а в чём-то и отличаемся друг от друга, но ото отличие заслуживает внимания"/. 3. Полная интерференция культур /"Мы не признаём, что бывают какие-то национальные культуры. Есть только культура общечеловеческая"/. Наиболее интересным и проблематичным,

к тому же чаще всего встречающимся, представляется второй случай, когда один национальный характер, одна языковая личность в поисках общего и в понимании чужого стремится познать себя и других.

К восприятию художественного текста мы не модем отнести только понимание его языковых средств, поскольку за текстом всегда стоит человек /автор, герои/, личность, с присущим ей мышлением, а для того, чтобы исследовать мышление, по словам Леви-Брюля, следует анализировать культуру, к которой он /человек/ принадлежит. Адекватное восприятие художественного текста, таким образом, возможно только в результате вчувство-вания в иную культуру, понимания её особенностей, "оттенков".

"Носитель иной культуры" в контексте данного исследования нас интересует не сам по себе, то есть нас не интересуют особенности, например, японской или американской культуры как таковые, но то, как они влияют на восприятие русской культуры, в качестве выражения которой ад исследуем в основном худонест-венный текст. Это, в конечном счёте, позволяет определить и особенности русской языково-т личности.

Второй параграф "О проблеме.понимания" посвящён рассмотрению основных герменевтических концепций, связанных с проблемой комментирования. Нам представляется необходимым в достаточной степени подробно раскрыть то, что в науке называется проблемой понимания в связи с тем, что сама тема исследования, "текст в восприятии", предполагает изучение понимания текста, а "проблема комментирования" означает определение и выявление того, что считать непонятным и как это непонятное объяснить /интерпретировать, комментировать/, сделать понятным. Вообще, говоря о носителе иной культуры, мы либо сами хотим понять его особенности, либо ставим перед собой цель сделать для него более понятной нашу культуру.

Наукой о понимании является герменевтика, которая возникла в связи с необходимостью ответить на вопрос о роли слова ка знака. В диссертации анализируются основные положения герме-невтик Оригена, Августина, Зрнеоти, Аста, Шлейермахера, Штейн-таля, Еернгейма, Дройзена, Дильтея, Хайдеггера, Гад&мера, а также русских исследователей /В.Ф.Одоевского, М.М.Бахтина, А.Ф.Лосева, Г.И.Богина/. В античных герменевтиках впервые была высказана мысль о различных типах толкования текстов - морально-психологическом, аллегорическом, историческом и формально-грамматическом. О таких двух герменевтических направлениях, как аллегорическое и дословное толкование.можно говорить вплоть до настоящего времени. Сущность аллегорического толкования заключается в том, что наряду с прямыми смыслами делается попытка обнаружить смыслы глубинные /исторические или духовные/. Другое направление исходит из того, что в словах может быть только один смысл» Данное положение тесно связано с существующими типолох"яями комментария.

Чрезвычайно важные с точки зрения проблемы комментирования положения мы находим у Августина. Это, например, идея

ого особенности.

Проблема языкового сознания в её отношении к проблеме комментирования рассматривается в 3-ем параграфе /"Лзыковое сознание и комментарий"/, где анализируются концепции М.М.Бахтина /-З.Н.Золошиноча/, Л.С.Выготского, Е.Д.Лоливанова, А.Н.Соколова, Н.И.Винкина и В.В.Морковкша. У Выготского и Поливанова мы находим идеи, близкие к концепции уровнего строения языковой личности. Это относится, например, к роли мотивов в процессе возникновения масли, которые являются "последним и самым устойчивым планом речевого мышления" /Выготский, 1934/. Комментарий модно рассматривать как своеобразный язык-посредник между лексиконом-знаниями-мотивами автора текста и лексиконом-знаниями-мотивами его читателей. Такой язык-посредник даёт возможность добиться "согласия в мыслях" /Гумбольдт/.

В 4-ом, 5-ом и 6-ом параграфах /"Лексико-грамматический уровень комментирования", "Когнитивный уровень комментирования" и "Прагматический уровень комментирования"/ даётся характеристика уровней и единиц комментария. К вербально-граммати-ческому уровню комментирования следует относить различные случаи словоизменения, пассивный словарь читателя, случаи варьирования лексико-морфологдоеского облика слова /например, диалектные варианты "ихний", "евоный" и т.д./, словообразование /потенциальный словарь, к которому относится, например, понимание значений глагольных префиксов/, заимствования, различные случаи семантического изменения слов, синтаксис /скобки, двоеточие и т.д./ и другие единицы /Караулов, 1992/.

Изучать лексикон языковой личности отдельно от её тезауруса невозможно. К единицам комментирования на когнитивном уровне относятся: фразеологические единицы, речевые шаблоны, шташы, клише, поговорки, житейские правила, метафоры, фреймы, игра слов, обраои, символа и другие атопомы. В диссертации даётся краткая характеристика данным единица!,1 комментирования.

В ходе восприятия литературного произведения читатель стремится понять прежде всего.-¡алысел автора, мотивы. Рут;ея произведения становится, таким образом, единицей мотивационного уровня комментирования. Другими атопояами этого уровня являются прецедентные тексты, композиция текста, мена "точек зрения"

в развертывании повествования, разговоров интонации изложения и т.д. Пти атопоны прагматигсона так или иначе связаны с пресуппозицией и рефлексией. Так, восприятие той или иной части текста /его композиции/ основано на рефлексии над предыдущими частями, а сама композиция связана со временем и местом действия, т.е. с пресуппозицией. В свете рефлексии рассматривается и внутренняя речь персонажей, а также её восприятие читателем. К единицам прагматякона, связанным с рефлексией и пресуппозицией, относятся частицы русского языка, рассмотрению которых посвящен отдельный параграф диссертации.

Следует иметь в виду, что все уровни комментария /языковой личности и понимания/ находятся в тесной взаимосвязи. Частица, например, это единица вербально-грамматического уровня, весьма специфичная по своему значению, которое сложно описать именно потому, что оно связано с другим уровнем организации языковой личности - её прагиатиконом. Можно сказать, что на практике границы мезду уровнями сильно размываются.

Третья глава исследования, включающая четыре параграфа /"Предварительные замечания о единицах комментирования", "Трудные для восприятия единицы лексико-грамматического уровня", "Трудные для восприятия единицы когнитивного уровня", "Трудные для восприятия единицы прагматического уровня"/, посвящена анализу практического материала, к которому относятся атопоны, зыделенные I/ люб,и носителем языка, "играющим роль" преподавателя; 2/ преподавателем, имеющим опыт работы в иноязычной аудитории; 3/ преподавателем, которы:" сам принадлежит другой культуре; 4/ учач^имися - носителями иной культуры и 5/ комментатором-преподавателем совместно с учащимися-иностранцами в ходе комкентировашого чтения /диалога/. Одним из путей выявления атопоков и этнонимов является эксперимент, который мы проводили я группах японских, английских и американских учащихся, Экспериментальные данные дополнялись результата,®! анализа единиц восприятия, выделенных как возможно непонятные носителями русского языка. Шла предложена специальная процедура проведения эксперимента по выявлению атопонов, дающая возможность более объективно подходить к составлению комментария.

Анализ материала поззолил нам выявить некоторые особенности восприятия художественного текста японскими учащимися начального этапа обучения, например, их более внимательное отношение к изменениям облика слова /как непонятные подчёркивались не слова, а какие-то части слов: в пэреулке, исключу, вспоминалась, полезли, поджидая, заулыбался, намечают/. Это можно объяснить особенностями японской графики, так же, как и отсутствие у японских учащихся навыков акцентирования внимания на заглавных буквах и, как следствие, затруднение и понимании личных имён. Глассифицируя данные экспериментов, мл пришли к вывода"", что иностранец, читающий художественный текст на русском языке, может отмечать как непонятные I/ те слова, которые он встречает в первый раз /новые/; 2/ те слова, которые ему знакомы, но остаётся непонятным, почему они изменили свой облик и 3/ слова, которые иностранный читатель понял в другом значении и сам догадался об этом. Составитель комментария, в отличие от читателей-иностранцев, в.лносмт для объяснения не только те атопоны и этнонимы, которые, на его взгляд, окажутся новыми словами, но и действует согласно правилу, условно обозначенному нами как правило основного варианта, причём связь атопонов и этнонимов с основным вариантом может происходить как сознательно, так и неосознанно. К новым словам, выделяемым по правилу основного варианта, относятся: I. Слова, изменившие свой фонетико-морфологический облик /диалектные изменения типа "середь", "слухалте", слова разговорной речи типа "нету", "те", "зт" и т.д./. 2. Слова-синонимы. Одно слово синонимического ряда является основным вариантом /орать - кричать, смолить - курить, ужасно жаль - очень жаль, тысячу раз -много раз и т.д./. 3. Многозначные слова. Основный вариантом является слово з главном значении /пора - время, лился свет -лилась пода, голые летай - голый человек и т.д./. 4. Слова-омонимы /омофоны, омографы/. Основным вариантом в этом случае будет другое слово-омоним /охота жить - хорошая охота, замок -замок, пропасть - пропасть и т.д./. 5. Слова-паронимы. Основной вариант - "похожее" слово /длинный - длительный, гористый -горный, ветровой - ветренный/. 6. Синтаксическая синонимия /йлу хотелось - Он хотел/. 7. Су-ыиксальные ц префиксальные

и префиксальные образования /празднички, выбежать и т.д./. Результаты данной классификации били подтверждены анализом -более ста различных комментариев, составленных в расчете на чтение литературного произведения носителями иной культуры.

Единицы комментирования когнитивного уровня да анализировали на основании тех данных, которые были получены в результате рассмотрения различных комментариев, в ходе комментированного чтения художественного текста, а также в процессе анализа комментариев к литературным произведениям, составленных носителями иной культуры. Основным выводом этого анализа. явилось положение о том, что понимание единиц "картины мира" мажет быть различным в зависимости от национально-культурной принадлежности инофона. Так, для японских читателей оказалось совершенно непонятны:,г сравнение "лес как в сказке" /рассказ Л. Сергеева "Странный мальчик"/, в отличие от восприятия англичанами и американцами, для которых оно не является атопоном. Японские студенты объяснили непонимание этого выражения тем, что в Японии нет леса. Однако основная причина заключается в другом - необходимо знание и понимание того, как описывается лес в русских сказках, шире - природа в русской литературе, какие для такого описания существуют художественные средства. Для европейцев "лес как в сказке" не 1/редставляет трудностей, так как, например, в английских сказках мы молом найти не только детальное описание леса, но и его персонификацию. Таким образом, только приведя в комментарии описание леса, ш можем добиться "сдвига" в "картине мира" у японцев, который привёл бы к пониманию. То же самое касается и восприятия иностранцами слова "берёза", вызывающего у них совершенно другие ассоциации, чем у русских /пример атопопа-символа/. В качестве примера атопона-фреЯма можно привести непонимание японскими читателями выражения "свистнуть под окном". Причина заключается в том, что свист не является для японцев сигналом вызова и "свистеть" воспринимается с отрицательной коннотацией. Примеры комментирования фреймов мы часто находим в зарубежных пособиях по изучению иностранного языка /например, даётся перевод-объяснение выражений "л просыпаюсь", "Я встаю", "П чину зубы" и т.д./. В зарубежных изданиях комментируются такие

единицы когнитивного уровня, как речевые штампы, клише /как модно скорее, всеми силами душ, какое счастье и т.д. в учебнике русского языка Какамура или в вашей воле, с головой погрузился к т.д. в пособии Игета/. В ходе анализа атопонов "картины мира" боло замечено, что метафоры и фразеологические единицы, которые как правило выносятся в комментарии, далеко не всегда являются непонятными, поэтому при рстсении вопроса о том, комментировать их или нет, всегда нужно принимать во внимание особенности читателей.

3 качестве единиц комментирования на мотивационном уровне в диссертации анализируются в основном частицы русского языка, комментирование которых представляет большую проблему. Например, англофоны практически никогда не понимают всех оттенков значений частицы "то". Если "кто-то" или "что-то" очень быстро усваиваются после перевода в "¿смеЬо^^ » и «¡о/чег/и^-", то "почену-то", "как-то", "где-то" и т.д. уке представляют некоторые трудности. Поэтому следует считать ошибкой комментирование "кто-то" и "что-то" только через перевод. Предде всего следует ввести в комментарий компонент "не знаю" /почему-то = не знаю, почему/. Отметим, что использование частицы "то" в значении неопределённости в художественном тексте может приобретать особую функциональную значимость. Так, например, можно отметить повышенную частотность "то" в романе М.Булгакова "Мастер и Маргарита". В тех частях произведения, мотивом которых является поясность, непонятность, неизвестность или неопределённость, "то" встречается чаще. Частицы практически никогда не выносятся в комментарии, хотя очевидно, что их восприятие чрезвычайно затруднено. Следует отметить, что в разработке метаязыка комментирования частиц, особенно модальных ■ /ведь, же, то и других/, нужно учитывать, что они связаны с такими категория}.®; прагматики, как рефлексия и пресуппозиция. ;"."ояно сделать предположение, что большая частотность использования частиц в русском языке связана с особенностями национальной картины мира. Например, чопорность и скрытность англичан вполне соответствует тому, что в английском языке частиц очень немного. Дело обстоит наоборот, когда мы наблюдаем черты характера русского человека.

В заключении диссертации приводятся основные выводы, к которым мы пришли в ходе анализа различных теоретических концепций и практического материала. Основным теоретическим выводом следует считать то положение, что ключом к раскрытию механизмов восприятия и понимания художественного текста является структура языковой личности, складывающаяся из трёх уровней -лексико-грамматического, теэаурусного и прагматического. Из этого следует, что и структура комментария должна соответствовать этим уровням, если читателем текста является носитель иной культуры, который подходит к литературному произведению с презумпцией неполного понимания. В качестве образца приводится фрагмент такого комментария.

1. Ружицкий И.В. К.СфТургенев. Жизнь и творчество. Учебные задания к практическим занятиям по русскому языку для студентов-иностранцев. - Калинин, 1989. - 63 о.

2. Ружицкий И.В., Романов В,В. О некоторых результатах сравнительного анализа фразеологизмов в русском и испанском языках // 1У Межвузовская конференция молодых учёных и школьных учителей: Тез. докл. - Тверь, 1991, - С. 19-20.

3. Ружицкий И.В. О некоторых особенностях дискурса штабс-капитана Рыбникова /по рассказу А.И.Куприна// 1У Межвузовская конференция молодых учёных и школьных учителей: Тез. докл. - Тверь, 1991, - С. 68-90.

4. Ружицкий И.В., Пуховская М.Ю. Творчество А.И.Куприна. Учебные задания по русскому языку для студентов-иностранцев. - Тверь, 1991. - ЦЗ с.

5. Ружицкий И.В., Ерохин В.Н., Строганов М.В. Волошинов или Бахтин? /к вопросу об авторстве "Марксизма и философии языка"// УН Межвузовская конференция учёных-филологов и школьных учителей: Тез. докл. - Тверь, 1993. -

Семинар в ИДК кандидата филологических наук, доцента филологического факультета МГУ имени Ломоносова, старшего научного сотрудника Института русского языка РАН Игоря Васильевича Ружицкого (обсуждение доклада дано в сокращении)

Начать мне хотелось бы с нескольких общих замечаний о концепции словаря языка Ф.М.Достоевского, над которым мы работаем. В лексикографии, то есть в науке о построении и написании словарей, существует отдельная область, которая называется «авторская лексикография», или, по-другому, направление, которое изучает, как составлять словари языка писателя. Таких словарей довольно много, причем, довольно много и концепций таких словарей. Например, у В.С. Елистратова есть «Словарь языка Василия Шукшина» — там своя концепция. Наиболее известный словарь — это «Словарь языка Пушкина», который появился в середине XX века. У нашего «Словаря языка Достоевского» тоже своя концепция, причем других словарей, которые были бы составлены в соответствии с данной концепцией, нет. То есть сам концепция была создана именно для Достоевского, для описания его языка.

Возникает вопрос: почему был выбран именно Достоевский? Достоевский во многом противоречив, во многом парадоксален, во многом амбивалентен, что, естественно, отражается в его языке и в восприятии его языка, в восприятии его как автора, причем не только российского, русского, автора, но и западного автора. Если задать вопрос читателям Достоевского, а их, кстати, не так много, то они могут сказать: «Мы его не любим». И если спросить: «А почему?», то чаще всего ответом будет: «Очень сложный язык». Чаще всего я слышал именно такой ответ. Думаю, что настоящая причина несколько в другом. Читатели боятся читать Достоевского. Боятся чего? Боятся того, что, читая Достоевского, поднимают что-то в себе, что они спрятали, скрыли очень и очень далеко. Может быть, какие-то пороки, какие-то страсти, какие-то нехорошести, которые табуированы в глубине сознания. Достоевский как раз все это поднимает. Что касается западного читателя, то здесь, вообще, в восприятии Достоевского часто происходит очень много каких-то несуразиц. Причина этого, с одной стороны, в том, что даже очень хорошие переводы Достоевского в сущности очень плохи. А с другой стороны, направленность западного читателя или зрителя фильмов, которые сняты по книгам Достоевского, — это очень узкая направленность. Они видят там только то, что хотят видеть. Возьмем один из последних фильмов Вуди Аллена « Match Point» . Начинается он с того, что герой читает «Преступление и наказание». Весь сюжет фильма практически списан с Драйзера, с «Сестры Керри». В конце фильма, где, как и у Драйзера, и как у Достоевского, герой убивает и любовницу, и соседку, он поднимается по подъезду, и там все - и подъезд, и сама соседка, в точности соответствует Достоевскому. Спрашивается, зачем? Зачем понадобился Вуди Алену именно Достоевский? Я задавал этот вопрос американцам, и самый корректный ответ был такой: «Аллен хотел показать, что он высокообразованный человек». Ну, хорошо, пусть так. Вот именно для того, чтобы показать мировоззрение Достоевского, его картину мира, и была создана концепция словаря, о котором я сейчас буду рассказывать.

Авторами этой концепции явились Юрий Николаевич Караулов и Ефим Лазаревич Гинзбург. Сама идея возникла в самом начале 1990-х годов. То есть работа над словарем идет же больше 20-ти лет, и уже можно сказать, что многое сделано, хотя, конечно, хотелось бы, чтобы было сделано больше. Основная идея этой концепции состоит в том, чтобы создать лексикографическую серию, куда вошли бы и словарь, о котором я буду сегодня рассказывать, и частотный словарь (он уже написан Анатолием Яновичем Шайкевичем и издан), и словарь фразеологизмов, и словарь так называемых «агнонимов» (тех слов, которые использует Достоевский и которые малопонятны или вообще непонятны современному читателю). Материалы для последнего из перечисленных мною словарей тоже уже собраны. Базовым словарем этой серии должен явиться словарь-идиоглоссарий. Основной принцип и основная идея нашего словаря Достоевского – это то, что мы описываем не вообще все слова автора, а всего у Достоевского около 35 тысяч слов, а наиболее значимые, ключевые слова и для его мировоззрения, или картины мира, и для его стиля. Такие слова мы называем идиоглоссами от слова идиолект (особенности авторского стиля). Идиоглосса — это лексическая единица, характеризующая идиолект.

Хотел бы подчеркнуть, и мы пишем об этом в предисловии, что необходимо разделять термины. С одной стороны, есть термин «иди оглосса», с буквой «и», происходящий от термина «идиолект» — это слово, ключевое для стиля, то есть языковая единица, которая характеризует авторский стиль. Но среди этого списка идиоглосс можно еще выделить иде оглоссы. По сути дела, это концепты, наиболее важные, ключевые слова, раскрывающие взгляд Достоевского на мир. Откроем список второго тома и возьмем, например, слово «жить». Конечно, это не просто идиоглосса для Достоевского – это идеоглосса для литературного языка вообще, ключевое слово для многих семантических полей. А, например, слово «делишки» идеоглоссой, или концептом, назвать сложно. Вот слово «дело» — да, это концепт, в то время как слово «делишки» — это слово, характеризующее авторский стиль, то есть идиоглосса. Вот такое различие. Таких идиоглосс было собрано порядка 2, 5 тысяч. Естественно, что любая идеоглосса, то есть слово, ключевое для мировоззрения автора, является одновременно идиоглоссой. Но не наоборот. Не любая идиоглосса может являться идеоглоссой. Я думаю, что это понятно.

Итак, был составлен список таких идиоглосс, и сразу же на первых конференциях, где мы выступали с докладами на тему словаря, возникали вопросы, почему одно слово присутствует в списке, а другого нет. «Какими принципами вы руководствовались, когда решали, что это слово важно для Достоевского, а это – нет?» — спрашивали нас. На самом деле, на первых этапах работы над словарем все это было сделано интуитивно. А первые этапы состояли из написания трех томов под названием «Словарь языка Достоевского. Лексический строй идиолекта». В этих трех томах была представлена экспериментальная модель словарной статьи. Потом она дорабатывалась, немного менялась, но то, что мы имеем сейчас, начиналось с этого. Первый том был издан в 2001 году, потом еще два тома в 2003-м.

Итак, для того чтобы решить, является ли слово идиоглоссой или нет, была разработана специальная процедура, которая включала в себя несколько шагов. Первый шаг — это метод эксперимента. У нас в коллективе 6 человек, и мы читаем одно и то же произведение. Читаем и просто выделяем то, что, на наш взгляд, является важным для этого произведения. Потом читаем другое произведение. Так материал обобщается и приводится к какому-то общему знаменателю. Это один путь, далеко не самый корректный, потому что шесть человек, которые занимаются Достоевским, наверное, не все могут заметить, или, наоборот, могут заметить то, что и не надо замечать. Другой источник материала этого списка идиоглосс – исследования творчества Достоевского. Таких исследований очень много. Это, в основном, исследования литературоведов, но есть и лингвистические исследования. В этих исследованиях те или иные слова так или иначе оговариваются. Я имею в виду слова, которые важны для Достоевского или же для его стиля. Это, например, слова «общечеловек», «всечеловек», «всечеловеческий», «двойник», «порок». Все это, естественно, описывается в словаре. И, конечно, при составлении общего списка мы пользовались этими источниками. Следующий критерий, причем обязательный, для того чтобы определить, является слово идиоглоссой или нет: если слово входит в название произведения или название какой-то части произведения, то для нас это уже однозначный критерий, что это знаменательное, ключевое, важное для Достоевского слово. Следующий критерий — он факультативен, но, тем не менее, является значимым — это частота употребления слова Достоевским во всем корпусе его текстов (мы ориентировались на 30-ти томное, то есть полное, собрание сочинений Достоевского). Почему этот критерий является факультативным? Дело в том, что есть слова высокочастотные, но которые одновременно идиоглоссами не являются, и, наоборот, есть слова с очень низкой частотой употребления (например, слово «всечеловеческий»), которые, тем не менее, являются ключевым для мировоззрения автора. Как правило, однако, высокочастотные слова (например, слово «друг», частота употребления которого превышает 3 тысячи применений, а это очень высокая частота, хотя у глагола «знать» около 9 тысяч употреблений) являются идиоглоссами, и мы их описываем. Что же касается стандартной частоты, то, как показала практика работы, если частота превышает 100 употреблений, то, как правило, это характеризует идиоглоссный статус данной лексемы. И последний критерий того, как определить, является ли какое-то слово идиоглоссой или нет, следующий: если какое-то слово входит в афоризм Достоевского, то есть в высказывание, которое стало в дальнейшем цитироваться, то оно является идиоглоссой. Например, «Красота спасет мир». Естественно, все три слова, входящие в этот афоризм, являются идиоглоссами. Если успеем, то мы еще поговорим о том, как мы понимаем афоризмы Достоевского, что это за красота и что это за слезинка и т.д. Афоризм — это сгусток смыслов, и, естественно, если слово входит в его состав, то оно значимо. И еще у нас есть такая зона комментария, как автонимное употребление слова. Что это такое? Это когда автор сам в том или ином тексте размышляет о значении слова, говорит о том, как следует это слово понимать. Вполне естественно, что если автор сам рассуждает над значением слова, то это слово является для него значимым. Хочу еще раз повторить этот термин: не автономное, а автони мное употребление слова.

Есть и другие черты, которые отличают наш словарь от остальных авторских словарей, и здесь я воспользуюсь таким термином, как «лексикографический параметр». Лексикографический параметр — это совокупность тех или иных критериев, по которым определяется тип словаря. Первый параметр — это тот, о котором я сказал: то, что описываются не все слова, а слова-идиоглоссы, то есть входящим в словарь словом является идиоглосса. Второй параметр, как и во всех толковых словарях, — это дефиниция, но здесь уже есть некоторые особенности.

В качестве примера приведу одну словарную статью, которую я закончил совсем недавно. В словаре у нас описывается не только глагол «ненавидеть», но и существительное «ненависть» и прилагательное «ненавистный». Естественно, мы пользуемся теми дефинициями, которые даны и в современных толковых словарях, и в толковых словарях XIX века, но сначала мы выводим то значение, которое встречается именно у Достоевского. И совсем не обязательно, что это значение мы потом встретим в толковых словарях. Такова первая особенность дефиниции. Вторая особенность дефиниции вызвана тем, что, чаще всего, слова в русском языке многозначны, и возникает, как и для всех авторов словарей, проблема, какое значение поставить на первое место. Здесь вводится определенный критерий того, какое значение посчитать для Достоевского наиболее важным. Самый важный фактор в этом случае — это частота употреблений именно в этом значении, но другой фактор — это встречаемость данного значения во всех или в максимальном количестве жанров, в которых работал Достоевский. Мы ориентируемся на 4 жанра — это художественная проза, публицистика, письма Достоевского и деловые письма, которые мы выделяем как отдельный жанр, потому что стилевые особенности в них совсем другие, — и это очень важно, это еще одна особенность нашего словаря. Соответственно, если слово в каком-то значении встречается во всех жанрах или в максимальном их числе, и у этого значения высокая частота, оно выносится на первое место.

Следующий параметр — это частота употребления данного слова. На первом месте идет общее число во всех текстах Достоевского, далее следует цифра, характеризующая употребление в художественных текстах, потом в публицистике, третья цифра — это письма, а четвертой цифры, касающейся деловых писем, здесь нет, то есть глагол «ненавидеть» в деловых письмах у Достоевского не встречается, и это вполне естественно. А вот слово «деньги» есть, что тоже вполне естественно. Кстати, статья «Деньги» — потрясающе интересная статья, она звучит очень по-современному. В основном это те контексты, которые присутствуют в «Подростке».

Дальше, как и в любом другом авторском словаре и в большинстве толковых словарей, даются иллюстрации, то есть примеры употребления конкретного слова в текстах Достоевского. Здесь тоже в нашем словаре существуют некоторые принципы. Во-первых, мы обязательно даем первое употребление слова, даже если оно совсем не интересно с точки зрения описания его значения. Иногда это очень и очень значимо. Например, у Достоевского есть некоторые слова, которые он впервые употребил уже после каторги, то есть начиная со второго периода творчества. Есть некоторые слова, которые употребляются только начиная с третьего периода. По возможности, мы даем иллюстрации, которые относятся к каждому периоду творчества Достоевского, а таких периодов, напомню, три, если говорить о художественной прозе: до каторги, после каторги и до «Преступления и наказания» и начиная с «Преступления и наказания» и до конца. Когда мы говорим о Достоевском, очень важно разделять эти периоды, потому что его мировоззрение коренным образом менялось и это нашло отражение в авторском стиле. Особенно это касается того, что было до каторги и после прочтения Евангелия и самой каторги. А потом было «пятикнижие» Достоевского и то, что вокруг «пятикнижия». Поэтому естественно приводить примеры из всех периодов творчества.

Мне хотелось бы отметить, что мы стремимся к тому, чтобы показать значение и употребление того или иного слова, той или иной идиоглоссы максимально объективно, причем лингвистически объективно, но, конечно же, сам подбор иллюстраций так или иначе связан с мировоззрением автора словарной статьи. Например, я посчитаю важным что-то одно, в одном контексте, кто-то другой посчитает важным что-то другое – здесь, конечно же, присутствует авторская позиция, авторская точка зрения. Например, если говорить о словарной статье «Ненавидеть», то моя авторская позиция присутствует, когда я привожу слова Раскольникова: «О, как я ненавидел эту конуру! А все-таки выходить из нее не хотел». В подаче материала именно в этой статье мне очень важно было показать амбивалентность Достоевского: любовь и ненависть. У него очень много примеров, когда любовь и ненависть сосуществуют, существуют одновременно, причем в разной ненависти и в разной любви. Если же говорить о публицистике, то я выделил такой пример: «Трудно представить себе, до какой степени она (Европа) нас боится. А если боится, то должна и ненавидеть. Нас замечательно не любит Европа и никогда не любила; никогда не считала она нас за своих, за европейцев, а всегда лишь за досадных пришельцев». Это из «Дневника писателя». А вот еще один примечательный пример: «С некоторого времени я стал получать от них (имеются в виду евреи – прим. И.Р.) письма, где они серьезно и с горечью упрекают меня за то, что я на них «нападаю», что я «ненавижу жида», ненавижу не за пороки его, «не как эксплуататора», а именно как племя, то есть вроде того, что: «Иуда, дескать, Христа продал».

Следующий значок означает, что иллюстрация приводится из личных писем Достоевского, не деловых. Вот эта иллюстрация: «Это отвратительно! Но ведь как они должны же знать, что нигилисты, либералы-«современники» еще с третьего года в меня грязью кидают за то, что я разорвал с ними, ненавижу полячишек и люблю Отечество. О, подлецы!» На следующей странице есть еще один замечательный пример, отражающий мировоззрение Достоевского и его отношение к другим нациям, как правило, отношение резко негативное (об этом пишут все). Но даже в этом отношении Достоевский резко амбивалентен. Вот пример: «Я не боюсь онемечиться, потому что ненавижу всех немцев, но мне Россия нужна; без России последние силенки и талантишко потеряю. Я это чувствую, живьем чувствую». Другой пример на эту тему, уже не из этой статьи, не помню уже о каком немецком городе в своих письмах Достоевский говорит: «Да, город большой и хороший, только немцев много». В других местах, конечно же, мы находим любовь Достоевского и к европейской культуре, и к немецкой философии, к той же европейской живописи, которую Достоевский очень любил, к тому же Виктору Гюго, одному из его любимейших писателей. И об этом сказано много, очень много. То есть здесь, конечно, мы видим противоречие, которое, на самом деле, является кажущимся.

Итак, вышеприведенная часть словарной статьи называется корпус словарной статьи. За корпусом следует…

В.В. Аверьянов. Игорь Васильевич, простите, что перебиваю. Это, конечно, курьез, но скажите, а откуда все-таки эта цитата про то, что немцев много?

И.В. Ружицкий. Это можно точно найти в словарной статье «Большой». Это из писем, и Достоевский приезжал в этот город, может быть, даже не немецкий, а швейцарский, на лечение. Скорее всего, это Эмс. Он, естественно, хотел отдохнуть от всех, от всего, а немецкую психологию, немецкий образ жизни он ненавидел, как вообще мещанский образ жизни. Отсюда у него и ненависть к жидам. А жиды для Достоевского, как известно, — это не нация, это не евреи, это образ жизни, это поведение, это определенные бытовые традиции. В конце концов, в первую очередь, это ростовщичество.

И.Л. Бражников. Как у Пушкина. Близко так.

И.В. Ружицкий. Да, все правильно. Только во времена Пушкина жидовство как явление (я употребляю слово «жидовство» не в современном значении) было не настолько сильным, как во времена Достоевского. Все-таки закон о ростовщичестве, если мы вспомним, давал большие льготы ростовщикам, а он был принят в середине XIX века. Поэтому и потекло все это, стало явлением. До середины XIX века законы были очень и очень строгие, и налоги для ростовщиков были очень высокими.

Насчет иностранцев в другом месте у Достоевского мы находим, что еще больше, чем немцев, за границей он не любит тех русских, которые туда приехали на отдых. И дальше Достоевский очень подробно описывает, за что он не любит русских за границей. Это тоже звучит очень современно.

Но я продолжу говорить о структуре словарной статьи и ее особенностях. Следующая часть – словоуказатель. Для написания это очень нудная часть, но, тем не менее, для лексикографии — часть очень важная. Здесь даются все произведения со ссылкой на конкретные страницы, в которых встречаются формы данного слова. Если читатель заинтересовался определенным словом и хочет узнать, в какой книге Достоевского можно его встретить, он пользуется этим словоуказателем, обращается к собранию сочинений и находит.

Дальше идет раздел словарной статьи, над концепцией которой мы работали очень долго. Он называется «Комментарий». Это тоже одна из особенностей нашего словаря. Комментарий чаще всего занимает больше места, чем сам корпус статьи, хотя и набран более мелким шрифтом.

Первая зона и первая часть комментария — это возможность употребления той или иной идиоглоссы в составе афоризма. Мы выносим в эту зону комментария не только общеизвестные афоризмы Достоевского типа «Красота спасет мир», «Вся гармония мира не стоит одной слезинки ребенка» или «Дурак, сознавшийся, что он дурак, уже не есть дурак» (это из «Униженных и оскорбленных»), но и те высказывания, которые обладают свойствами афоризмов. Это обязательно суждения, лаконичные суждения, это суждения обязательно нетривиальные, это суждения, выражающие какую-то важную для автора мысль, идею. Очень часто афоризм — это парадоксальное высказывание. Что же касается лаконичности, то мы обычно опираемся на так называемое число памяти: это семь плюс или минус два знаменательных слова в составе афоризма. Но это не обязательно, так как бывают афоризмы большей длины. Если вы посмотрите статью «Ненавидеть», то увидите, например, такое высказывание: «…ангел не может ненавидеть, не может и не любить». Первая часть предложения, которая идет до слова «ангел», взята в угловые скобки, что означает то, что мы первую часть не считаем афоризмом, но для понимания афоризма она важна, важно дать этот контекст. Итак, высказывание «Ангел не может ненавидеть, не может и не любить» обладает свойствами афоризма. Это из письма Настасьи Филипповны Аглае в «Идиоте». Здесь же в зоне афористики последний пример из «Дневника писателя»: «Русские люди долго и серьезно ненавидеть не умеют, и не только людей, но даже пороки, мрак невежества, деспотизм, обскурантизм, ну и все эти прочие ретроградные вещи». На мой взгляд, это высказывание обладает основными свойствами афоризма. Вот еще хороший афоризм, вы его можете найти в первом томе основного идиоглоссария: «Влюбиться не значит любить; влюбиться можно и ненавидя». Та же самая амбивалентность, парадоксальность, и, в данном случае, она проявляется в этом афоризме. Или возьмем словарную статью «Веровать»: «Сильное любит силу; кто верует, тот силен». Это из публицистики, и автор данной словарной статьи вынес данное высказывание в зону афористики. Вот то, что касается первой зоны комментария. Почему она идет первой? В данном случае мы считаем, что афористика, возможность вхождения слова в афористическое высказывание — не просто один из критериев того, считать это слово идиоглоссой или нет, но данный материал, конечно же, раскрывает позицию автора, его особенности и его взгляды на мир, на употребление того или иного слова. А всего же зон комментария у нас 16.

Следующая зона комментариев — это автонимное употребление слова, о котором я уже говорил, то есть тот случай, когда автор размышляет над значением слова, сам пишет о том, как то или иное слово следует понимать. Есть классический пример автонимного употребления — это глагол «стушеваться», который, как пишет Достоевский, он сам ввел в русский язык, чем очень гордился, был счастлив, как он пишет, что некоторые слова стали использовать в русском языке благодаря ему. В «Дневнике писателя» мы находим фразу в том смысле, что глагол «стушеваться» значит исчезнуть, уничтожиться, сойти, так сказать, на нет. Вот такие случаи мы и относим в зону автонимного употребления слова. Возможен вопрос, почему именно эта зона следует за афористикой. Потому, что, как я уже сказал, это еще один критерий того, считать ли слово идиоглоссой или нет. Причем критерий однозначный. Если слово употребляется Достоевским автонимно, значит, оно уже является идиоглоссой, его уже надо описывать.

Следующая зона комментария — это зона неразличения значений слова. В статье «Ненавидеть» ее нет, что вполне естественно: если у слова одно значение, то ни о каком неразличении значений речи быть не может. А вот в статье «Безумие», которую вы можете посмотреть в первом томе, это очень важная тема. Слово «безумие» — это и идиоглосса и идеоглосса, это ключевое слово для мировоззрения Достоевского, связанное со многими другим идеоглоссами в его картине мира. У этого слова мы видим уже три значения. С одной стороны, это «готовность, стремление совершить что-то неожиданное, безрассудное». С другой стороны, второе значение — это «мучительное состояние, сопровождаемое душевным расстройством или страданием», и только третье значение — это «сумасшествие, болезнь». Так вот, слово «безумие» мы уже встречаем, когда невозможно по контексту определить, в каком значении определяет его Достоевский. Как мы это видим в «Подростке»: «Мы все трое одного безумия люди». Это слова Аркадия, точнее, он цитирует слова Версилова. Здесь безумие — это и готовность совершить что-то неожиданное, и мучительное состояние, и болезнь. Когда слово употребляется одновременно в нескольких значениях и невозможно определенно сказать, какое из этих значений преобладает, то естественно предположить, что здесь мы видим своеобразный сгусток, концентрацию смыслов и возможность различного понимания этого слова в данном контексте, различной его трактовки и интерпретации.

Следующая зона — одна из моих любимых, я специально занимался этой темой — это игровое употребление того или иного слова. В статье о глаголе «ненавидеть» ее, правда, тоже нет. Здесь я должен немного рассказать о том, на какое определение понятия «игра слов» мы ориентируемся. А Достоевский, сразу скажу, любил играть языком, и об этом пишут очень многие исследователи его языка. Мы видим очень много примеров из Достоевского на этот счет и у Виноградова, и у Санникова, и у многих других. Итак, игровое употребление слова — это когда автор сознательно, подчеркну это слово, отклоняется от существующей литературной нормы в употреблении слова с определенной целью. Каковы цели такого сознательного отклонения от нормы? Такой целью может быть либо создание комического эффекта, либо поиск и нахождение каких-то смысловых нюансов, которые через норму выразить невозможно. Таким образом, первая функция отклонения от нормы — это комическая функция, а вторую функцию я называю познавательной функцией игрового употребления. Но непременное условие – автор сознательно меняет какую-то существующую норму. Если это не сознательное изменение, то это уже ошибка автора, и такие примеры мы тоже встречаем у Достоевского. Но чаще всего то, что читателем может восприниматься как ошибка, — это игра слов. Возьмем пример со словом «дурак». Разумихин говорит Раскольникову: «Так вот, если бы ты не был дурак, не пошлый дурак, не набитый дурак, не перевод с иностранного… видишь, Родя, я сознаюсь, ты малый умный, но ты дурак! — так вот, если бы ты не был дурак, ты бы лучше зашел ко мне сегодня». Вот такой повтор слова «дурак», причем повтор парадоксальный: «ты умный, но ты дурак» — это одна из разновидностей игрового употребления слова. В чем здесь нарушение нормы? Во-первых, в самом парадоксе «умный, но дурак», в такой оксюморонности. Оксюморон, по сути дела, — это тоже игра слов. Сам повтор слова — это нарушение стилистической нормы. В данном случае он мотивирован именно созданием комического. Другой пример: «Старичок если не выжил еще из ума, то уж из памяти точно». Понятно, что в литературном языке такой идиомы, или фразеологизма, как «выйти из памяти», нет. Есть идиома «выйти из ума». И Достоевский очень часто в качестве игрового приема, игрового употребления слова, меняет стандартную форму фразеологизма, тем самым достигая комического эффекта. Или такой пример из «Дневника писателя», который мы тоже отнесли к игре слов: «Почтенный профессор, должно быть, большой насмешник, ну а если он это наивно, не в насмешку, то, стало быть, обратно: большой не насмешник». Здесь опять мы видим игру, основанную на парадоксальности. «Вам лучше бы избегать карманных денег, да и вообще, денег в кармане» — такой прием называется в стилистике катахреза, и здесь он выполняет игровую, комическую функцию.

Достоевский играет не только значениями слов, он может играть стандартной формой, контаминировать различные аффиксы: «Она была зла и сверлива , как буравчик». То есть не сварлива, а сверлива. Или очень интересный пример, как раз по нашей ситуации из «Преступления и наказания»: «В комнате стоял большой круглый стол овальной формы». Что это, ошибка Достоевского, который «Преступление и наказание» редактировал и переписывал несколько раз? Вряд ли, хотя он много раз сетовал, что у него нет возможности переписывать, как у Тургенева и Толстого, поэтому у него много погрешностей. Так что это такое? «Круглый стол» как идиома, как фразеологизм, устойчивое сочетание — это стол для беседы, а дальше «овальной формы» — это форма стола. Конечно, возникает улыбка, читатель в этом месте останавливается, начинает думать, что для Достоевского очень важно. Или давайте посмотрим на другое место из «Преступления и наказания»: после убийства Раскольников идет по улице, и из толпы крик: «Ишь, как нарезался!», и Раскольников вздрагивает от страха. Из толпы, естественно, имели в виду «как напился», но Раскольников после убийства в первую очередь понимает это совсем в другом значении. Или позднее в диалоге: «Вы испачкались кровью!» Здесь уже сам Раскольников начинает играть: «Да, я весь в крови». Игра идиом с прямым и идиоматическим значением.

Как я уже сказал, от сознательных изменений нормы следует отличать случайную ошибку. Для случайных ошибок в комментарии есть особая зона, называем мы ее «нестандартная сочетаемость слова». Это те случаи, когда то или иное словоупотребление отходит от норм современного литературного языка. Это может быть употребление звательного падежа, например, в «Братьях Карамазовых». Кроме того Достоевский очень часто через искаженную русскую речь, путем графических изменений слова показывает речь иностранцев, говорящих по-русски. Эти случаи мы тоже выносим в зону нестандартной сочетаемости. Повторюсь, что у Достоевского очень немного случаев, когда действительно встречается стилистическая или грамматическая ошибка, хотя многие исследователи писали, что у него стиль очень грубый и ошибки встречаются очень часто. Не ошибки это. Чаще всего, это игра слов. Но в статье «Ненавидеть» мы приводим и пример чистой ошибки в лексической сочетаемости: «Знаю тоже, что я вас могу очень ненавидеть, больше, чем любить». Сочетание «очень ненавидеть» противоречит современным нормам лексической сочетаемости.

И.Л. Бражников. Мне кажется, что это черта стиля Достоевского, он очень часто с глаголами употребляет слово «очень». Причем с любыми глаголами. В данном случае, это у него очень нагруженное слово. Вспоминаю пример другого рода: «Я знаю, я очень, очень знаю».

И.В. Ружицкий. Для Достоевского вообще характерно нагнетание того или иного смысла, и для этого у него много способов. Тот же повтор слов: в одном контексте, в одном предложении слово «вдруг» может встречаться четыре раза. Или очень большая цепочка синонимов: например, «авось», «может быть» и т.д.

Но мы и не называем эту зону комментариев сугубо зоной ошибок. Это может быть и стилевая особенность, возможна и стилистическая неточность. В эту зону мы относим то, что противоречит современным нормам. Приведу еще один пример нестандартной сочетаемости — слово «большое»: «большое рассуждение». С точки зрения современной нормы, наверное, эти слова не сочетаются. Или «большие интимности» — это, я думаю, даже для Достоевского, для его стиля не показательно, но не факт. Чтобы найти ответы на эти вопросы, необходима сложная процедура; здесь не просто нужно знать Достоевского, а нужно провести сравнительный анализ с другими авторами XIX века. Только тогда мы сможем определить, что это — либо Достоевский, его стиль, либо ошибка, либо, вообще, особенность языка XIX века.

О следующих двух зонах комментария я скажу немного короче. В первой речь идет о случаях, когда в одном предложении слово употребляется в разных значениях. В таком сочетании одного слова в разных значениях часто появляется нечто новое, какой-то новый нюанс значения. Кроме того здесь мы очень часто можем наблюдать игру слов. Что касается другой зоны, то в ней мы фиксируем употребление однокоренных слов в одном контексте, причем не только в рамках одного предложения, но и в рамках нескольких связанных предложений. Возьмем словарную статью «Играть»: «Вдруг проиграет или выиграет очень много, остальные же все играют на мелкие гульдены». В статье «Ненавидеть» эта зона представлена очень широко. Здесь, кстати говоря, мы видим любимое Достоевским «ненавидеть ненавистью» — это еще один прием усиления, который в лингвистике называется плеоназм: «Я знаю, что я знаю», «знать знание» и т д. Достоевский часто использует употребление однокоренных слов в одном контексте.

Если говорить о статье «Ненавидеть», то в этой зоне можно найти такой пример: «Англии нужно, чтобы восточные христиане возненавидели нас всею силою той ненависти, которую она сама питает к нам». В конце этой страницы также приводится следующая выдержка и

Чтобы сузить результаты поисковой выдачи, можно уточнить запрос, указав поля, по которым производить поиск. Список полей представлен выше. Например:

Можно искать по нескольким полям одновременно:

Логически операторы

По умолчанию используется оператор AND .
Оператор AND означает, что документ должен соответствовать всем элементам в группе:

исследование разработка

Оператор OR означает, что документ должен соответствовать одному из значений в группе:

исследование OR разработка

Оператор NOT исключает документы, содержащие данный элемент:

исследование NOT разработка

Тип поиска

При написании запроса можно указывать способ, по которому фраза будет искаться. Поддерживается четыре метода: поиск с учетом морфологии, без морфологии, поиск префикса, поиск фразы.
По-умолчанию, поиск производится с учетом морфологии.
Для поиска без морфологии, перед словами в фразе достаточно поставить знак "доллар":

$ исследование $ развития

Для поиска префикса нужно поставить звездочку после запроса:

исследование*

Для поиска фразы нужно заключить запрос в двойные кавычки:

" исследование и разработка"

Поиск по синонимам

Для включения в результаты поиска синонимов слова нужно поставить решётку "# " перед словом или перед выражением в скобках.
В применении к одному слову для него будет найдено до трёх синонимов.
В применении к выражению в скобках к каждому слову будет добавлен синоним, если он был найден.
Не сочетается с поиском без морфологии, поиском по префиксу или поиском по фразе.

# исследование

Группировка

Для того, чтобы сгруппировать поисковые фразы нужно использовать скобки. Это позволяет управлять булевой логикой запроса.
Например, нужно составить запрос: найти документы у которых автор Иванов или Петров, и заглавие содержит слова исследование или разработка:

Приблизительный поиск слова

Для приблизительного поиска нужно поставить тильду "~ " в конце слова из фразы. Например:

бром~

При поиске будут найдены такие слова, как "бром", "ром", "пром" и т.д.
Можно дополнительно указать максимальное количество возможных правок: 0, 1 или 2. Например:

бром~1

По умолчанию допускается 2 правки.

Критерий близости

Для поиска по критерию близости, нужно поставить тильду "~ " в конце фразы. Например, для того, чтобы найти документы со словами исследование и разработка в пределах 2 слов, используйте следующий запрос:

" исследование разработка"~2

Релевантность выражений

Для изменения релевантности отдельных выражений в поиске используйте знак "^ " в конце выражения, после чего укажите уровень релевантности этого выражения по отношению к остальным.
Чем выше уровень, тем более релевантно данное выражение.
Например, в данном выражении слово "исследование" в четыре раза релевантнее слова "разработка":

исследование^4 разработка

По умолчанию, уровень равен 1. Допустимые значения - положительное вещественное число.

Поиск в интервале

Для указания интервала, в котором должно находиться значение какого-то поля, следует указать в скобках граничные значения, разделенные оператором TO .
Будет произведена лексикографическая сортировка.

Такой запрос вернёт результаты с автором, начиная от Иванова и заканчивая Петровым, но Иванов и Петров не будут включены в результат.
Для того, чтобы включить значение в интервал, используйте квадратные скобки. Для исключения значения используйте фигурные скобки.